Мифы об идеальном человеке. Каверзные моральные дилеммы для самопознания
Шрифт:
В качестве примера возьмем умеренность, которую Аристотель описывает как золотую середину, когда речь идет о гневливости и бесхарактерности [42] . Люди с дефицитом гнева – это те, кто не негодует по поводу поступков, которые должны возмущать, или времени, или людей, чье поведение возмутительно. Такой человек кажется бесчувственным, тем, кто не ощущает боли. Поскольку он [43] не гневается, он не похож на того, кто защищается; готовность принимать оскорбления в свой адрес и не обращать внимания на оскорбления в адрес своей семьи и друзей – признак рабской покорности.
42
Аристотель. Никомахова этика. М.; Берлин: Директ-Медиа, 2020.
43
Еще 30 лет назад все философы по умолчанию использовали местоимения мужского рода в своих работах, имея в виду усредненного человека. Даже женщины-философы. Но я буду использовать местоимения разных родов наугад.
Иными словами,
Золотая середина гневливости – которую Аристотель называет умеренностью – определенный уровень гнева, для ситуаций, где он уместен. Чтобы гнев был направлен на людей, которые этого заслуживают, например фашисты, коррумпированные политики или кто-то, связанный с бейсбольным клубом New York Yankees [44] . Итак, гнев – качество, а умеренность – добродетель, золотая середина, к которой мы стремимся [45] .
44
С этической точки зрения игроки и болельщики Yankees заслуживают сильнейшего гнева. Это единственное исключение, которое допускает Аристотель. Не пытайтесь найти его в «Этике», об этом написано в другой книге. Я забыл, в какой именно, но где-то это есть. Еще он говорит, что не стоит болеть за футбольный клуб Dallas Cowboys.
45
Так мы можем уравновесить все добродетели, например, стремление к удовольствиям – качество, а умеренность в этом – добродетель, к которой мы стремимся.
Видите, как красива эта идея? Все дело в гармонии, равновесии и грации. Это просто гимнастка – звезда идей, изящно спускающаяся с бревна. Но если задуматься об этом хотя бы на секунду, возникает скользкий момент. Откуда мы знаем, что такое «чрезмерно» или «недостаточно»? Как мы поймем, что злимся достаточно, по причинам, по которым стоит злиться, или на людей, заслуживающих гнева? Это самая распространенная причина, по которой критикуют этику добродетели: нам нужно работать, учиться, стремиться и развивать в себе какое-то качество, чтобы волшебным образом получить теоретическое «идеальное» его количество, которое невозможно определить или измерить? Отличный план. Даже Аристотелю иногда трудно точно описать среднее значение. По поводу умеренности он пишет: «Трудно определить, как, против кого, по поводу чего и как долго мы должны сердиться, до какого момента мы действуем правильно или ошибочно» [46] . А затем пожимает плечами: «По крайней мере, ясно одно: промежуточное состояние заслуживает похвалы, и… во всем виноваты излишества и недостатки» [47] . Вся система может показаться немного похожей на знаменитый комментарий судьи Поттера Стюарта о жесткой порнографии: хотя он и не смог дать ей определение, «я узнаю ее, когда вижу» [48] .
46
Аристотель. Никомахова этика. М.; Берлин: Директ-Медиа, 2020.
47
Аристотель. Никомахова этика. М.; Берлин: Директ-Медиа, 2020.
48
Jacobellis v. Ohio, 378 U.S. 184 (1964), 197.
Это может показаться непрочной основой для целой этической системы. И всё же: мы вроде как понимаем всё, верно? Наверняка мы даже можем вспомнить момент, когда злились на кого-то или что-то, а позже думали: «Да-а-а, наверное, я перегнул палку». Или миг, когда мы постфактум почувствовали, что стоило бы сильнее повысить голос. Если подумать о том, что мы сделали, как нужно изучить и свои действия, и действия окружающих, в итоге мы поймем, что такое «слишком мало», что такое «слишком много» и что такое «достаточно». Нам нужно узнавать это, когда мы это видим, и мы узнаем это, только когда увидим, если всегда будем к этому стремиться.
Поиски добродетели помогут нам и в других смыслах. Когда мы начнем воспринимать людей как совокупность качеств, мы лучше поймем, что нам в них нравится, а что нет. Иногда мы говорим: «Луис – милейший парень» или «Диана – самый прекрасный человек в мире». Но на самом деле мы не хотим видеть в своих друзьях крайние проявления каких-то качеств (самый милый человек в мире был бы ужасно скучным). Вспомните тех, с кем вы когда-то проводили много времени: бывшего парня или подружку. То, что вам в них нравилось, было близко к добродетели, качества сбалансированы («Деймон всегда оказывался рядом со мной, но он понимал, когда мне нужно провести время с собой»). То, что сводило вас с ума – и, вероятно, поэтому они стали бывшими, – качества, которых им недоставало или которых было чересчур и которые они, как нам казалось, не стремились изменить, чтобы приблизиться к желаемому балансу («Деймон никогда не пользовался дезодорантом, стриг ногти, положив ноги на стол, и вытирал руки после чипсов о кошку» [49] ). Мы найдем золотую середину, только если будем постоянно тренироваться ее искать, оттачивая мастерство, пытаясь снова и снова, терпя неудачи, снова пытаясь и снова терпя неудачи, а также оценивая свои успехи и неудачи.
49
И поймите: эти люди думают о вас то же. Возможно, вы легко вспомните, как переполнилась ваша чаша терпения из-за недостатка или избытка неприятного для вас качества.
Теперь мы можем вернуться к нашему первоначальному вопросу и дать более четкий ответ на него. Возможно, инстинктивно мы осознавали, что бить друга по лицу без причины плохо, но теперь понимаем, почему так: мы проявляем не среднюю степень добродетели (умеренность), а чрезмерный гнев. Это было бы нарушением равновесия.
Кроме того, теперь мы знаем, как вести себя в будущем: возможно, мы были склонны к умеренности, интуитивно понимая (благодаря «набору для начинающих практиковать умеренность»), что умеренность – это правильно. Но если мы не будем тренироваться, не научимся ее настраивать и не будем регулярно проверять себя, можно ли считать то, что мы делаем, проявлением умеренности, то однажды мы начнем пускать слюни, пока кто-то третирует детей и бьет по лицу наших друзей. Этика добродетели дает нам полную картину: как мы справляемся, как можем стать лучше, чего нам стоит избегать.
Вернемся к примеру с добродетелью исполнительности (которая, опять же, не входит в число перечисленных Аристотелем). Можно сказать, что ее недостаток считается беззаконием – нарушением правил и социальных договоров. Чрезмерная исполнительность была бы бессмысленным повиновением; такое демонстрируют солдаты, совершающие зверства, потому что они «всего лишь выполняли приказ». Мое личное отношение к исполнению долга временами доходит до крайности. Спросите хотя бы мою жену, друзей или любого, кто бывал со мной на вечеринке в момент, когда начинался комендантский час. Я полощу рот специальной жидкостью в течение полных тридцати секунд, потому что так написано на этикетке. Я веду машину, держа руки на руле в положении «на двух и на десяти», потому что так велел инструктор по вождению. Я всегда считал такое поведение добродетельным, а раздражение в ответ на него – необоснованным. Но, после того как я прочел Аристотеля, я понял, что избыток исполнительности может вызывать негативные реакции у окружающих: я постоянно убиваю всем кайф (взгляд моей жены, когда она пытается поговорить со мной и понимает, что ей нужно подождать полминуты, пока я закончу полоскать рот, способен расплавить сталь). В последние несколько лет я старался нейтрализовать свою чрезмерную исполнительность, но это нелегко! Мне сорок пять, я прожил так всю жизнь. Я не искал золотой середины и поэтому могу кого-то немного раздражать.
Но я не безнадежен. Я родился с хорошим стартовым набором добродетели исполнительности, который не давал мне нарушать правила. По сути, я делал всё, что мне говорили родители и учителя, ведь они были главными. Но теперь, если бы кто-то, обладающий властью, приказал мне сделать что-то сомнительное, я бы не стал слепо подчиняться, даже если бы этот человек был одет в униформу с табличкой с именем и фразой: «Официальный специалист по правилам» [50] . Возможно, я не пытался найти золотую середину так усердно, как стоило бы, но теперь я глубже понимаю мир, знаю о социальных взаимодействиях, у меня развито чувство приличия и есть мудрость, которой со мной делились мудрые люди. Все это помогает мне регулировать склонность следовать правилам. Если бы я всю жизнь полагался только на свой стартовый набор, все было бы очень плохо. Учитывая мою склонность делать то, что мне говорят, мне повезло, что благодаря воспитанию у меня был небольшой избыток исполнительности и я стал немножко противным. Будь у меня чрезмерный избыток этого качества, я стал бы, ну, вы знаете, военным преступником.
50
Сама мысль об этом парне заставляет меня нервничать.
По-моему, в этом состоит истинная ценность этики добродетели Аристотеля. Она была написана давно, но по-прежнему актуальна, когда речь заходит об этом аспекте человеческого состояния. Если не подходить к вопросу внимательно, наша личность и привычки со временем медленно и неизбежно закостенеют. До тридцати лет я был заядлым меломаном и слушал музыку разных жанров. Потом я женился, родились дети, и на какое-то время я отдалился от культуры. Теперь я слушаю одни и те же альбомы инди-рока и хип-хопа конца 1990-х по кругу. Это знакомая музыка, она меня успокаивает, я уже механически ставлю эти альбомы в машине. Наше поведение оставляет неизгладимые следы на личности, как тяжелый стул – отпечатки на мохнатом ковре, и становится все труднее избежать их. Истинная ценность «постоянного обучения, постоянных попыток, постоянного поиска» Аристотеля – в том, что из этого выходит: зрелый, но все еще гибкий человек, переполненный старыми и новыми впечатлениями, который не будет полагаться исключительно на знакомые действия или устаревшую информацию о том, как устроен мир.
Профессор Аризонского университета и исследователь Аристотеля Джулия Аннас написала книгу «Интеллектуальная добродетель», в которой рассказывает о разнице между механическим реагированием на ситуацию, в которой нам нужно проявить некую добродетель, и более глубоким, более «интеллектуальным»: «Результат [практики чего-либо] – скорость и прямолинейность реакции, сопоставимые с обычной привычкой; но отличие ее в том, что благодаря извлеченным урокам мы проявляем гибкость и идем в ногу со временем» [51] . Замечательная идея: когда мы снова и снова оттачиваем добродетель, то овладеваем ею в совершенстве, и наши реакции обусловлены тем, как глубоко мы ее понимаем. Так что вместо того, чтобы идти по колее, накатанной предыдущими действиями, у нас есть шанс принять верное решение, независимо от причуд ситуации. Поскольку, опять же, на большинство этических вопросов не так легко ответить, как на вопрос «Могу ли я ударить друга по лицу без причины?». Они куда более сложные и тонкие, поэтому само собой разумеется, что чем усерднее мы учимся, тем лучше справимся, когда возникнет новая ситуация, где понадобится включить моральные рефлексы.
51
Annas J. Intelligent Virtue. Oxford, UK: Oxford University Press, 2013. Pp. 28–29.
Конец ознакомительного фрагмента.