Миг бесконечности. Том 1
Шрифт:
— Меня, — кивнула Катя. — Поэтому, Евгения Александровна, я прошу вас это прочитать, — пододвинула она начальнице лежащий на столе лист. — Вы мудрая женщина и, надеюсь, меня поймете. Это не демарш, не обида, даже не следствие осознания своей вины. Как вам лучше объяснить?… В общем, эта история со статьей, которую написала Стрельникова…
— А как тебе ее статья? — быстро пробегая глазами написанное заявление, неожиданно спросила Камолова. — Что скажешь?
— Лишь то, что я уже никогда не смогу писать так, как она. Ну сделала я сегодня ночью эту статью, так ведь ни уму ни сердцу! Понимаете? А знаете, почему? Потому что она загнана в четко очерченные рамки.
— Вот оно что, — дочитав заявление, Камолова отложила его в сторону и снова подошла к окну. — И когда ты решила, что выработалась?
— Сегодня утром. И это не сгоряча, поверьте…
— Это ты только спустя время сможешь понять — сгоряча или не сгоряча. И чем же собираешься заняться?
— Пока не думала. Сначала отремонтирую разбитую машину, разберусь вот с этим, — легонько коснулась она пальцами лейкопластыря на лице. — Но больше всего на свете хочу исполнить давнюю мечту — написать книгу. А между всем этим займусь разводом… — опустила она голову.
— Каким разводом?
— Обыкновенным. Позавчера я случайно узнала, что мой муж давно живет параллельной жизнью. Так что хочу избавить его от раздвоения личности.
— Н-да… Дела… и как ты узнала?
— В аэропорту, когда ездила на встречу с Сосновской. В соседнем секторе моего мужа встречала любовница, потом он поехал с ней на съемную квартиру. Банально. Ничего интересного.
— Выходит, в этом есть и доля моей вины. Я же настояла, чтобы ты ехала в аэропорт.
— Рано или поздно все тайное становится явным, — не согласилась Катя. — Сколько веревочке ни виться, как говорят… Так что вашей вины здесь нет.
— А теперь расскажи обо всем поподробнее, — неожиданно попросила Жоржсанд и присела напротив.
— Считаете, мне нужно выговориться? — опустила та взгляд. — Наверное, позже и потребуется, но не сейчас. Мне ни с кем не хочется об этом говорить. Хочется побыть одной, подальше от суеты. Вы уж извините. Не могу.
— Болит?
— Болит… Самое интересное, что подруги знали, но помалкивали. Вроде как оберегали. Спасибо им, конечно, только вот стоило ли? Если я не замечала никаких перемен в поведении мужа, значит… значит, сама виновата. Короче, наша семейная жизнь давно превратилась в рутину, привычку. А от вредных привычек рано или поздно приходится избавляться. Вот я и решила освободить себя и его.
— В целом знакомо, — Жоржсанд откинулась к спинке стула и пристально посмотрела ей в глаза. — Вот только не стоит себя ни в чем винить. Никто и ничто не заставит человека совершить подлость, если он сам не готов к ней в душе. Это первое… И второе: не торопись. Сначала хорошенько подумай, нужен тебе Виталик или нет, сможешь ты без него жить или же… А вдруг ты поймешь обратное — И тогда найдешь силы простить.
— Нет, Евгения Александровна, я не…
— Не спеши, — перебила ее Камолова. — Послушайся совета умудренной опытом женщины. Ты ведь не знаешь, что такое остаться одной, тем более после десяти лет замужества. Ты и не представляешь, что это за монстр такой — одиночество…
Уловив в голосе начальницы
— Ладно, — крепко сжала она свои плечи сложенными крест-накрест руками. — Я не собираюсь учить тебя уму-разуму, в таких делах каждый сам себе голова. Хочу лишь предостеречь: не иди на поводу у эмоций! Вот ты сказала, что хочешь его освободить. Объясни мне как женщина женщине: от чего именно? От своего присутствия в его жизни? А вдруг именно на это кто-то и рассчитывал? Хочешь знать, что будет дальше? Сначала ты подашь на развод, затем съедешь с квартиры, потому что не сможешь там больше жить…
— Откуда вы знаете? — изумилась Катя.
Мысль о том, что надо подумать о новом жилье, действительно промелькнула у нее еще утром, по пути на работу.
— Потому что однажды сама прошла через все это. А ты очень похожа на меня: независимая, гордая. Слишком гордая! Только когда гордость, а вернее, гордыня затмевает разум — ничего хорошего не жди. Могу гарантировать: если через неделю станет известно, что та, другая, беременна, то ты оставишь им и все нажитое имущество.
— Я об этом пока не думала.
— А вот кто-то, возможно, и подумал! Нет в тебе стервозности… Ни капли. В этом твоя беда и твое достоинство, — многозначительно произнесла она.
Продолжая что-то обдумывать, Жоржсанд повернулась в кресле к окну, выдержала паузу и вдруг решительно развернулась к Кате:
— Значит, так… Для начала напишешь заявление на отпуск, на материальную помощь, прибавишь сюда все свои отгулы. На пару месяцев у тебя наберется. Захочешь выйти раньше — добро пожаловать. Сама понимаешь, работы выше крыши. В общем, решай свои семейные проблемы, приводи в порядок себя, машину и возвращайся.
— Спасибо за поддержку, Евгения Александровна, но вы не поняли… — Проскурина замялась. — Я хочу уйти навсегда.
— Ты вернешься, — уверенно отреагировала Камолова, — потому что сама без работы долго не протянешь. В этом мы с тобой тоже похожи. Я ведь когда-то точно так от мужа ушла, и если бы не работа… Не переживай, все наладится. Так уж устроено: если что-то теряем, то жизнь нам обязательно это компенсирует, — ободряюще улыбнулась она. — И держи меня в курсе своих дел. Все, мне пора браться за новый номер, — глянула она через стеклянную перегородку на часы на стене. — Статью о Сосновской, как я поняла, ты на сегодня сбросила?
Катя молча кивнула.
— Кто бы сомневался… — вздохнула главный редактор. — Вот только надо решить, кто тебя подменит.
— Стрельникова, — как само собой разумеющееся предложила Катя. — Сколько можно чай заваривать? Взрастите новый талант. Я же вижу: она вам нравится.
— А что, это уже заметно?
Жоржсанд хитро прищурилась: ну есть у нее такая слабость — периодически заводить любимчиков! Ненадолго — от силы на год, два. В принципе, многие в редакции на себе прочувствовали блеск и нищету — барскую благодать и ее последствия. Хвалят, ставят в пример, доверяют писать о самых важных событиях и вдруг — бах! — в тот самый момент, когда ты уже привык блистать в лучах славы, начинают игнорировать, твои статьи слетают с номера… Далеко не каждому удавалось перенесли такой переход от любви к забвению. А уж если в это время у главного редактора появлялся новый фаворит, то некоторые и не выдерживали.