Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 11. Часть 16. Странствия (2000–2002)
Шрифт:
Самый большой сюрприз – Иран. Был уверен, что нас на руках будут носить. И вдруг… Не знаю даже, что дальше делать. Проснется Наташенька, тогда решим. Еще теплится надежда, но все меньше с каждым часом.
Теперь кое-какие зарисовки из вчерашнего. В книжном киоске в нашей гостинице продаются путеводители и справочники по Ирану. Все 1970-х годов. С тех пор не выпускаются? Издания зарубежные: швейцарские, немецкие, французские. Цены – по 10 $. На мое удивление продавец реагирует так: «Они же библиографическая редкость. И при этом не потеряли актуальности, в Иране за 20–30 лет ничего не изменилось, история та же!». История да, а вот современность – совсем иная.
В воздухе здесь чувствуется все-таки меньше чистогана, чем обычно на Востоке. За руки не хватают, цены не загоняют до заоблачных высот. Таксист, продавцы, с которыми до сих пор имели дело, проявили себя честными людьми.
Иранцы – шииты, и в своей внешней деятельности они всегда поддерживают шиитов, игнорируя суннитов. Даже родственных таджиков в Афганистане променяли на хазаров-шиитов (таджики-сунниты).
22 января 2000 года, 18:00
Когда совсем уж отчаялся, спустился вниз. Узнал на reception, что МИД Ирана пока оплату за номер не перевел. Вдруг слышу, кто-то спрашивает Бажанова. Выяснилось, что два парня, вроде бы подчиненные Таджика. Дали три бумажки заполнить: а) анкету, в том числе сообщить с докладами мы или нет. Это только сейчас они выясняют? б) программу пребывания. Сегодня по этой программе посещение магазинов. Спрашиваю, кто повезет? Сами, мол, позвоним в 18:00. Уже 18:00, ни звука. Долго просил их уточнить время, когда с нами свяжутся, рассказал, что вчера весь день прождали обещанного звонка Таджика, но так и не дождались. Выслушали, заверили, что позвонят. Настоял на 18:00, ибо хотели в 21:00 и при этом собирались везти на shopping (а магазины в 21:00 закрываются). Что завтра? Музей. Так в программе. Когда приедут? Позвоним! Когда? Сегодня вечером!
Затем два дня конференция. В среду опять музеи. При этом поездка в Исфахан, и тоже на среду. Пытался уточнить – не получается. Может быть, в Исфахан в четверг? Точно неизвестно. Здесь, чувствуется, вообще никто ничего толком не знает.
22 января 2000 года, 20:40
Утром нам пришлось самим ехать в город. Вызвали того же таксиста, что вчера, на «пежо». Вез новой дорогой, по шоссе. Слева коробки домов на фоне снежных вершин. Любопытное зрелище. Путь долгий. После шоссе попали на улицы, забитые машинами, мотоциклами и пешеходами. Правил движения никаких. Машины подрезают друг друга, где попало разворачиваются, дают задний ход на перекрестках, едут на красный свет. Пешеходы снуют между машинами, лезут прямо на них. Полный хаос, наверное, похлеще, чем в Сингапуре в 1960-е годы.
Приехали к Старом базару (Tehrгn Grand Bгzгar, Old Bazaar), что через весь город от нашей гостиницы, на юге. Окунулись в мир торговли: крытые павильоны, местами старая, персидского стиля архитектура, местами полуразвалившиеся дома, сараи. И бесчисленные ряды – золото, посуда, ткани, ковры, канцелярские принадлежности, одежда, обувь, драгоценные и полудрагоценные камни. Бродили часа два, дошли до самого конца коврового ряда, где целые залы забиты этим товаром. Ковры дорогие. 1,5 Ч 2 шелковый ковер стоит от 9,5 тыс. $, а шерстяной коврик-дорожка – 110 $. Есть красивые, конечно, но Натуля говорит, что покупать нет смысла – у нас в России делают под персидские (в Люберцах, например), и цены намного ниже.
За рынком старые традиционные кварталы. Узкие улочки, каменные дома, но очень убогие. Там же магазинчики, едальни. От едален, в отличие от Дальнего Востока, сочился приятный запах шашлыка, кебаба. Выглядят ресторанчики чисто, а готовящаяся пища – аппетитно.
Поплутали, пока не вернулись назад на базар. На обратном пути купили за 1,5 $(!) великолепный, в кожаном переплете дневник на 2000/2001 годы. У них же год начинается в марте. Вообще, местные канцтовары продаются за копейки.
Вышли. Наташенька голодная, в городе есть не рискнули, сели в такси (поймали сразу, сам подъехал). Стали пробираться на север в куче машин и тележек. Кстати, от последних на базаре нет просто житья, сплошные ряды. Еле увертывались. Удивляло и количество быстро идущих куда-то мужчин. Покупателей кот наплакал, особенно в ковровой секции, а продавцов, идущих и везущих товар, – тучи. В итоге гулять по рынку (базару) утомительно.
Итак, таксист повез нас в гостиницу. Долго не мог понять слово «hotel». Английский здесь многие или вообще не знают, или владеют им очень ограниченно. Даже цену по-английски назвать не могут. Привез не в ту гостиницу. Спрашивал дорогу (которую мы знали, но объяснить не могли).
Обедали в кафетерии в холле отеля. Очень вкусно и дешево. Купили карты Тегерана и Ирана, освоились с планом города, нашли в нем отель, базар, наше посольство, улицу сувениров. Почитали о стране. Дождались 18:00. Нам сообщили, что приедут за нами завтра в 9:30. Сегодня вечером могут только в 21:30. Но это поздно.
Взяли таксиста на старой коричневой «тойоте», который работает при гостинице. Хосейн Хазари. О нем отдельный разговор ниже. А пока о том, куда ездили. Направились на вчерашнюю улицу Nejatollahi St. Там антиквариат, сувениры. В госмагазине с фиксированными ценами купили за 109 долларов картину на верблюжьей кости, инкрустация бронзой.
На картине изображены Лейли и Меджнун – герои памятника средневековой литературы Персии. Меджнун – один из главных символов иранской цивилизации, его называют воплощением чистой бескорыстной любви, когда человек забывает себя самого ради любимой. Согласно легенде Меджнун навеки полюбил девушку по имени Лейли и ради этой любви готов был потерять все на свете, даже свою жизнь. Он и в самом деле словно утонул в океане любви к Лейли и не видел, и не желал ничего, кроме нее.
Иранские писатели и поэты не раз использовали этот персонаж, чтобы отразить те деликатные моменты жизни, которые связаны с выражением истинной, глубокой любви к Богу и источнику абсолютной чистоты.
Вот одна из таких историй:
Однажды Меджнун нечаянно прошел по молитвенному коврику человека, склонившегося в молитве. Молящемуся пришлось прерваться, и он воскликнул:
– Эй ты! Я был погружен в молитву, в разговор с Богом, а ты разорвал нашу связь!