Шрифт:
Часть первая
1
Голубоглазые блондинки – через несколько сотен лет… исчезнут…
На Земле, в Природе.
Дескать, прогноз…
Совсем исчезнут!
…А как же – я?
Как я буду – жить?
Не тогда когда-то, нет… Тогда – ещё что, сам подробно не знаю, будет со мною…
А – теперь. Сейчас.
После вот этих самых нескольких строк.
Горестная минута…
Как
Со знанием – этого.
Осведомлённый-то о такой… о такой – колоссально печальной… и неминуемой, пусть и в каком-то будущем, утрате…
Лучше б, ей-богу, не попадалась мне на глаза статейка эта научная!
…Да живи я хоть тыщу лет назад, хоть тыщу лет вперёд – как бы я, опять же, страдал… заведомо иль в деталях зная, что в каком-то грядущем или в каком-то прошлом… отсутствует этакое драгоценное качество – красоты, которая вообще, – моё, человека-человечества!..
Не то чтоб я блондинок, которые к тому ж и – голубоглазые, с какой-то особенной ревностью отличал от других прекрасных сочетаний, а я – о явлении жизни как о явлении жизни.
Мне – человеку как существу, урождённому от усердного Времени и ещё – что я, по себе, всю жизнь ощущаю – от Красоты, да, и от Красоты! – не целовать уже, например, когда-нибудь моими губами и глазами глаз голубых… не петь о них, не уподоблять их цветам, волне и небу… не поглаживать в мечтах иль в воспоминаниях пряди-локоны, что – в сено, в злак и в солнце…
…Но прогноз прогнозом – а не слышно что-то ни сердечных, ни мудрых воплей вокруг.
Опять, как всегда, всё самому!
«Я сорвал Небо с Земли.
И глянул, что было до Неба, до всех богов.
И даже до прямоходящих, до приматов, до рептилий…
Там вижу.
Из Вселенной град ледяных комет.
А в них молекулы-коды.
Гены-планы Замысла.
…Ещё далее, когда планета пребывала даже и без воды, смотреть было уже не очень интересно.
(Поэтому, наверно, данную, и без того краткую, тираду – всегда тут такую отрадно рискованную! – в этой моей записной книжке в заветной и обрываю…)»
2
Он – был быть.
Он ступнями своими голыми ощущал Камень.
И всем самим собой – уединённость этого Камня-Шара.
Среди огня Светила и отдалённого Блеска.
…Глазами принимал этот пламень Светила и тот измельчённый Блеск.
Ушами и кожей принимал желания и движения… ветра, дождя… птиц, зверей… и где-то крадущихся других самцов.
Ноздрями принимал шевеление и запах… листвы, травы… и его самки с его потомством рядом в пещере.
И всем самом собой принимал дыхание и настроение –
…Он – прислушивался.
Всем самим собой – до кончиков своих ногтей и ресниц.
Прислушивался ко всему и ко Всему.
И слышал.
Слышал всё и Всё.
Отдельное всё разом.
И Всё тоже разом.
И он – сторожил.
И всё, и Всё.
И вбирал, и принимал.
…Сторожил, прежде всего, время, в котором он был.
И время, в котором он ещё не был таков, каков теперь есть.
И даже время, в котором он совсем ещё не был.
В том времени и пространстве, совсем недалеко, был, вместо него, волосатый зверь.
Ещё раньше… вместо этого волосатого зверя… во времени и пространстве были… огромные, с эту скалу, где его пещера, звери… Но вот из множества того блестящего света… отделился один камень-жар… стал приближаться к Камню-Шару… ударил на него… с громом и темнотой… И все те звери, что высотою с деревья, перестали быть…
Ещё когда-то раньше… во времени и в пространстве… были только хвостатые и только в воде…
До них и вместо них… были в воде лишь какие-то мелкие… чуть бы различимые и теперешним его глазом…
До них и вместо них… на Камне-Шаре была одна вода… в которой было растворено… что-то такое, которое и было и есть – всё Будущее…
А до воды на Камне не было даже времени.
Пока не прилетели те глыбы льда.
И не растаяли.
И Время – началось.
…Он стоял на Камне и сторожил всё это «было».
И сторожил это своё «есть».
Это «есть» было эхом того «было».
И поэтому он сторожил и всё «будет».
Так как это «будет» есть эхо того «было» и эхо этого самого «есть».
…Как когда-то он был с волосами по всему, с лапами, телу… так когда-то в том «будет» он окажется… с обнажёнными руками… а потом, в тех руках, и с каким-то предметом, который назовёт колесом…
Вот… вот…
Он прислушивается… к запаху каменного жёрнова… прислушивается… к запаху сыпучего и затаённого пороха… к запаху видимого и тут же невидимого бензина… к запаху заключённого в стеклянные фужеры зловония… к запаху горящего в атомном грибе своего же собственного тела…
Однако не веет из будущего… даже дымком родового костра…
Он не мирится с этим «будет»…
Но он же смирился с тем «было», когда не было на Камне-Шаре ни его самого, ни даже ни единого таракана…
Тоску в своей груди он так и назвал: тоской.
Лишь нет тоски в бесконечном Блеске.
Так как именно оттуда прилетел вестник-лёд.
И потому нет тоски, кроме как в его груди, по всему Камню.
А есть – Дыхание и возрождение и убережение этого Дыхания!
Оно – есть!