Мигель и Марисол
Шрифт:
«Юла!» – уже готова была выкрикнуть на весь лес Марисол, но дедушка уже надул грудь, и она не успела. Она тихонько прижалась к плечу дедушки и в его черную китайскую рубашку едва слышна сказала: «Юла». И села.
– Во как пробивается-то, – улыбнулась Исабель, – Ты не будешь орать? – спросила она, повернувшись к мальчику?
– Кто пробивается, – спросил Мигель?
– Сила? – вопросительно ответила Исабель.
У Мигеля что-то заклокотало внутри, и он уже готов был что-то сделать, уже начал открывать рот, но вдруг со своего места поднялся дедушка и, как в тот раз, задрав голову вверх, почти фальцетом крикнул – «Я не буду!»
Все попадали от смеха.
– Я никогда не любил чай. Лимонад любил. А так вкусно вдруг, – тихо проговорил мальчик, – Непросто с этим нищим. Мне он сильно не нравится. «Тень». Чья он тень? Что он тут делает?
– Хороший вопрос, – засмеялся дедушка и посмотрел на Исабель, – Делает, понимаешь.
Марисол уже надулась и начала открывать рот, но дедушка вставил в него огурец.
– Надо ли это? – его глаза сузились до совсем китайских.
– Давай его выгоним! Пусть он уходит из дворца! Астролог-болтулолог!
– Давай! – просто сказал дедушка. Дрова, например, тоже. 3 кубометра еще.
– Это вот тут не совсем, я бы сказал, – покачал головой Мигель, поднимаясь со стула и допивая чай из маленькой пиалки. Он набросил курточку, что висела в прихожей, и пошел махать топором.
Ворон два раза крикнул, пролетая на юг.
Белка
Мигель заснул мгновенно. Он бежал через усыпанные цветами и нетронутыми травами луга, и скатывался в овраги, вставая и падая, впереди раскинулась большая синяя река, а на той стороне был виден огромный монастырь, сверкающий красивыми куполами. Только моста туда не было. Но бежать было очень легко. И радостно. Вдруг что-то изменилось. Всадник скакал на белом коне по рыжей пустыне, рыбка прыгнула, и круги все стерли. Кто-то стоял за алтарем в странной, маленькой церкви. Их было двое: очень старенький человек, невысокий и легкий, как пушинка, и дядя Сережа. Дядя Сережа стоял сзади и был выше его на две головы. Свет от свечей играл на их лицах. Молодая женщина в беззвучных мокасинах прошла мимо, на кухню. Было слышно, как кто-то колет дрова у сарая. Кто-то сидел спиной у окна и плакал. С длинными желтыми волосами. И от них так пахло мамиными духами.
Мигель вскочил, как ужаленный, и побежал на кухню. Кошка сидела на печке, хлеб и молоко были на столе. Молоко было прохладным, кувшин начал запотевать. Печка только разгоралась. У сарая лежали, как обычно, поколотые дрова. Не сложенные еще в дровницу.
Он собрал их, сложил в дровнице, и побежал к дороге. Солнце еще не взошло. Марисол медленно двигалась с мечом, как в замедленном сне, едва различимая в сумерках на полянке за дубом. Где стоял маскировочный стог. Ивы спали.
Рукоятка уже не холодила руку и было так тихо, что казалось звенело в ушах. Меч двигался словно сквозь смолу, и, казалось бы, ноги сами делали свои шаги. Дуб молчал, но словно бы слушал ее беззвучную поступь, мягко перетекающую с пяточки на мысок и обратно. Мигель выскочил из-за дровницы, чем-то встревоженный или чем-то озадаченный, и побежал по своей привычной дорожке.
Мальчик прибежал к развилке к началу рассвета. Отдаленный гром пронесся над ним и жуткий скрежет опускающегося моста долетел вместе с ним. Рыцари скакали вниз. Но что-то темное, словно тень промелькнуло над черными башнями. Или показалось. Сомбра – промелькнуло в голове испанское слово. Рыцари приближались и начали рассеиваться по лесной стороне дороги. Мигель побежал назад.
Собака сидела на крыльце, дверь была открыта, и Мигель упал на колени перед ней и, сжав ей шею, зарылся в белую мохнатость, вжав лицо сильно-сильно. Собака сидела сфинксом.
Мигель достал лицо из самых шелковистых волос на свете, расположил свой взгляд прямо перед глазами на огромной голове, и, глядя в них, сказал:
– Мы успеем!
– Конечно! – сказала собака.
Мигель вскочил, услышав внутри себя незнакомый, но очень волнующий мужской голос. Собака смотрела вдаль, абсолютно спокойно, она уже привыкла ко всем видам домоганий и выплесков на свою, пусть и весомую, голову.
Мигель, надо сказать, смутился. Марисол сидела внутри и мяла тесто. Она добавляла туда разные надобности, спрашивая у кошки, – «Добавим еще соли», – и, кивнув, так и делала. Брат появился на пороге и сходу вцепился в собаку, как неумеющий плавать в бревно. Потом что-то сказал ему тихо и вскочил, как ужаленный. Он был мокрый от пробежки, не смотря на все еще утреннюю прохладу. Видно было, как он собирается с мыслями. «Кладем сахара еще две ложки», – было сказано кошке, потом она кивнула и продолжила кулинарное творчество.
– Оса тебя ужалила?
– Я видел их.
– Дедушку?
– Нет. Да. Дедушку тоже. Они с дядей Сережей. Я видел их, ты видела?
Марисол медленно, словно танцуя, покачала головой из стороны в сторону.
– Они все ближе. Солдаты. Гром этот еще. Тень какая-то…
– Сомбра, – тихо, в такт ритму пакачиваний, сказала девочка, – Оставлю доходить. Нам пора вверх.
Мигель увидел волка почти сразу. Они налетели на него и началась свистопляска. Видимо, волк был доволен.
Мокрые и счастливые они лежали на теплом мху, пытаясь восстановить дыхание. Волк исчез, как обычно, вдруг и абсолютно неожиданно.
Багульник пах маняще, ностальгически. Веточки голубики висели в поле зрения. И уже пора было ими заняться, как вдруг что-то не совсем уж невесомое, вихрем пронеслось у них перед носом, заметно толкнув их лапками в грудь.
И исчезло. Пауза длилась, и внимание плавно начало переключаться на голубику. Руки уже потянулись за веточкой, как вдруг искры из глаз Мигеля выскочили вместе со слезами. Молодая жесткая шишка влетела ему прямо
меж глаз. Марисол посчастливилось. Ей шишка прилетела точно в колено.
Дети мгновенно оказались на ногах, но это им мало помогло. С верхних веток, со всех сторон в них летели шишки. И каждый раз по макушке. Сообразить какую-то защитную стратегию просто не удавалось никак. Дети едва замечали белку на новой ветке, как тут же получали шишкой в лоб. Вдруг обстрел закончился.
– Похоже наши головы пожалели. Надо будет шлем одеть какой-нибудь.
– О, небо! Ты как? Вся в ссадинах?
– Мне кажется в меня только мягкие шишки летели. Прошлогодние. Ты весь в царапинах. И шишках, – Марисол засмеялась, но что-то вдруг заставило их затаится и молниеносно переместиться в тень огромного дерева. Тот самый гром пронесся, но уже явственнее и ближе. И что-то едва уловимое пронеслось за дальними верхушками лиственниц. Их мысли почему-то замерли. Состояние из очень испуганного стало приходить в тихое, молчаливое. Это было непривычно. Тень рыскала вдали, казалось, она хочет, но не может что-то нащупать. Гром прогремел снова, но уже отдаленно. Тень исчезла совсем.