Мигель и Марисол
Шрифт:
– Король вам подарил? – глаза Марисол опять округлились.
– Девочка подарила, – грустно произнесла Исабель, – Посмотри, дотянись вон.
Марисол встала на мысочки и потянулась кончиками пальцев к краю тарелок на верхней полке. Они поддались, сдвинулись и полетели вниз. На пол из керамической плитки. Сердце Марисол замерло.
Но звона не раздалось. Обе тарелки были зажаты между пальцами левой руки Исабель. В правой она держала только что помытую плошку.
Марисол посмотрела на Исабель долго и пристально.
– Красивые?
Они были очень красивые. На них была потрясающе детальная миниатюра пейзажа с горами. «Где-то я его уже видела», – подумала Марисол.
Марисол положила тарелки, отошла к окну, выдернула из связки чеснока головку и что есть силы, резко, бросила ее в Исабель. Головка замерла между большим и средним пальцем Исабель, как сигара.
– Я хочу учиться, – сказала девочка.
Исабель взяла из-за занавески у входа меч и пошла за дом. Марисол шла за ней. Женщина вышла за сад, на полянку, и медленно встала и стала перемещаться по ней с мечом. Марисол старалась повторить все в точности.
Так начались уроки.
Нищий
Дети вставали с каждым разом все раньше. Мигель бегал до дороги. Девочка делала удивительные формы с мечом. Но, когда солнце уже выходило из-за леса, они брали лук и бежали в лес. И по траве стелилась роса, а ивы еще тихо-тихо молчали, только едва шепчась своими серебристыми листочками. А рыбка играла на воде и круги появлялись то там, то тут.
И было еще одно существо, по которому они по-своему скучали – это был волк. Он притаивался за кустом, и невозможно было его угадать или предвидеть. Всякий раз он сбивал с ног кого-то из них. И, если поначалу он никак не выражал своих эмоций, то по мере тренировок, казалось, что он недоволен тем, что его не видят. Уходить с линии атаки более-менее стало получаться. Волк был прекрасным учителем. Очень тонким, очень терпеливым. Но покусать его у Марисол так и не возникло желания. Зато Мигель все больше хотел прикоснуться к нему. Хотя он тоже мял собаку, так что псу доставалось от обоих. Странный гром все больше преследовал их. И каждый раз внутри них что-то сжималось и било тревогу.
А у дедушки и Исабель они всегда чему-то учились. Хотя Мигель больше колол дрова и выжимал белье. А Марисол с Исабель с каждым разом все больше походили на две тени на фоне леса, двигающиеся, как два отражения, какого-то одного сказочного существа. Так виделось Мигелю с его дровоколотной позиции. Что-то у него стало возникать подозрение, относительно 5 кубометров. Иногда казалось, что они уменьшаются, а иногда, что наоборот, их больше, чем вчера.
А потом они сидели за столом, и каждый раз новый аромат чая наполнял комнату. И Марисол расспрашивала про принцессу и принца, а Мигель про военачальников. И столько нового они узнали про них, что им казалось, что они их знали всегда.
– Как же все-таки последний камень? – спросил Мигель – Ну, как же можно было его отдать непроверенному человеку?
– А ты как проверяешь людей? – тихо сказала Исабель. Она сидела прямая, как тополек, напротив, вполоборота к нему и смотрела на камин. Ее красноватые волосы казались светлее, почти рыжими в мерцании огня. Блузка прилегала к телу, и телом она напоминала леопарда. Казалось, она в любой момент может изогнуться для последнего прыжка. Только ее лицо было очень ясным и слишком человеческим. Глаза были такими, что в них можно было утонуть с первого раза. В них не было страшно смотреть. Но ты останавливался, как перед откосом с бескрайней пропастью и бесконечным пейзажем, обойти который невозможно за десять жизней. И скорее в них было больше грусти.
– Какая же ты красивая! – вдруг сказала Марисол.
Мигель не знал как ответить на вопрос.
– На праздничной площади однажды появился нищий. Он был легко одет и скромен. Длинный такой хитон серый с капюшоном, который он не снимал. Глаза его были почти всегда прикрыты. Да и видно их не было из-за очков с коричневым затемнением. Он не приставал ни к кому. Просто сидел на обочине и играл на свирели. Это были странные мотивы. Нездешние. Вообще в стране не было нищих. Нищих попрошаек. Все почти знали всех. И было принято работать или давать работу тем, кому она нужна. Но ведь его никто не знал. Не было в почете презрение. Или высокомерие. Ко всем относились, как к себе. Все более-менее понимали, что ты сам можешь оказаться в плачевной ситуации или наделать ошибок. От сумы да от тюрьмы, как говориться…
– Поэтому к нему не было негатива. Была еще одна причина. Он смог прийти. А прийти могли лишь очень сильные личности. И третье, он никогда не отказывал в помощи. Он видел любую трудность в людях и помогал, как мог. Он был очень чутким, проницательным, если хотите. Если кому было грустно или обидно, от чего-то, он умел разговорить и разогнать обиды или тоску.
– Он сидел на площади там, где был парадный вход во дворец. У дворца была ограда. Туда зайти без разрешения нельзя было.
– Он был хороший? – спросила Марисол.
Исабель посмотрела на девочку своими лучистыми глазами и продолжила.
– Однажды королева потеряла любимую сережку. Это был подарок короля, когда он еще был принцем из соседнего королевства и привез ей на бал. Очень стеснялся и не знал, что делать. Они еще с детства знали друг друга. Потеряла на рынке где-то. Она тоже ходила на рынок и выбирала продукты для детей в больнице. И, когда она возвращалась, нищий из-под капюшона сказал ей: «Ваше Величество, Вы так огорчены чем-то?» Она увидела его, без ничего, замерзшего в своем хитоне, с куском черствого хлеба в мешочке, и, хоть была погружена в раздумья, обратила на него внимание. «Почему ты так думаешь?»
– Ваша душа очень грустит. По вещи, которая вам очень дорога. Это видно. Не надо быть большим психологом.
– Почему вы тут? Ваша речь явно не выдает неграмотного горемыку.
– Образование труднее промотать, чем успех и карьеру, Ваше Величество.
– Так почему ты здесь? Разве тебе не предлагали работу или кров?
– Что-то не так со мной. Я могу Вам прочесть лекцию о жалости к себе или апатии, переходящей в депрессию. Формах психологической защиты в виде самобичевания. О конфликте самооценок. О разных видах тонкой гордыни. Но что-то мне мешает жить иначе. Я не хочу навязывать Вашему Величеству свое ничтожество. – он улыбнулся очень белыми зубами – Правда. Но вы что-то потеряли. Может тут я смогу чем-то помочь?
– Я потеряла сережку. Где-то на рынке.
– До свидания, Ваше Величество.
И он нашел сережку. Нашел ее где-то на рынке. В этом городе никто бы не взял себе потерянную королевой сережку. Дело не в отсутствии воров или жадин. Просто, королеву любили все, и кому ты продашь такую вещь? Где она ее потеряла – трудно сказать. Но он ее нашел.
И когда через пару дней она шла во дворец, нищий был там же, на входе.
– Вот ваша сережка, Ваше Величество! Вы все так же грустите. Кручина у Вас на сердце.