Михаил Черниговский
Шрифт:
Дни проходили в томительном ожидании. Но ханский человек не появлялся, и о князе Михаиле и его свите, казалось, все забыли или готовили ему какую-то необычную и неожиданную кару. Один из охранявших вход на огороженную территорию, внутри которой располагались шатры для приезжих князей Рюриковичей, разговорившись с Михаилом, спросил его:
– Твои люди нуждаются в пище?
– Конечно.
– Можешь послать двух своих людей на базар. Пусть закупят там, что тебе угодно.
– А я могу отправиться с ними?
– Тебе не велено. Такова воля начальства.
–
– Сие нам неведомо.
– Что ж, спасибо тебе, стражник, и за это.
Двое княжеских дружинников, снабженных деньгами, побывали на городском базаре и вернулись с запасом продуктов - свежей рыбой, битыми утками, пшеничной мукой, куриными яйцами.
Князь одного из уделов смоленской земли, занимавший соседний шатер, отбыл из ханской ставки к себе домой. В течение некоторого времени князь Михаил Всеволодович и его люди оставались единственными обитателями огороженной территории. А через несколько дней после отъезда смолян по соседству с людьми Михаила появились новые жители. Среди них оказался и его внук Борис Василькович, молодой князь ростовский, со священником, толмачом и несколькими охранниками, нагруженными подарками для хана и его ближайшего окружения.
– Борисушка, внучек мой ненаглядный!
– воскликнул дед, обнимая внука.
Борис выглядел совсем юным. Даже борода еще не пробивалась у него.
– Что привело тебя, внук, в это зловещее логово?
– спросил Михаил.
– Зачем ты так откровенно, дед? А если кто-то услышит? Может и не поздоровиться.
– А ты боишься, Боренька, как бы не услышали?
– Здесь всего следует бояться. А что привело меня сюда, в это обиталище, самому не ведомо. Гонец передал ханский вызов. Свиту взял малую, воспользовался одним дощаником.
– Малая свита и один дощаник… Многим рисковал. Забыл про ушкуйников?
– Никак не забыл. Слава богу, сумел пристать на Волге к большому купеческому каравану.
– Тебя принуждают пройти очистительный огонь, поклониться идолам и всякой чертовщине?
– Не без этого. Здесь обычай таков. Приходится выполнять это требование, дабы не накликать на себя беды.
– И ты намерен взять на свою душу такой великий грех?
– Грех потом буду замаливать усердными молитвами. Зато надеюсь избежать всяких неприятностей от грозного хана.
– Не знаю, что и сказать тебе по сему поводу, внучек.
Свидетелем этого разговора Михаила с внуком Борисом был духовник киевского князя, священник Иоанн. Он пытливо посмотрел на своего князя и спросил его въедливо, когда они остались наедине.
– Все-таки что скажешь на это своему внуку, княже?
– Не желаю быть христианином только по имени и поступать, как язычник.
– Мудро рассуждаешь, батюшка-князь, - поощрительно сказал Иоанн.
– Мы готовы проливать кровь нашу за Христа и положить за него души свои, да будем ему благодарной жертвой, - произнес нараспев Михаил, словно прочитал слова молитвы.
– Коли сие произойдет, ты, князь Михаил, станешь почитаемым церковью, новоявленным мучеником.
Тем временем внук Михаила, ростовский князь Борис, прошел очистительный огонь и другие языческие обряды, которые требовались от прибывавших Рюриковичей. Он получил разрешение свободно ходить по городу, посещать базар. Вечерами он уединялся в своем шатре, с помощью сопровождавшего его священника замаливал, как он сам считал, великие грехи и ждал ханского приема.
Михаил пребывал в томительном ожидании. Отец Иоанн читал ему наставления из Евангелия и выдержки из других духовных книг, прерывая чтение своими рассуждениями:
– Коли пострадаем с тобой, княже, за веру Христову, Бог воздаст нам за наше усердие и верность ей.
– Умно рассуждаешь, отче, - соглашался с ним Михаил.
А Борис Василькович все еще ждал приема у хана. И Михаил, и его боярин Феодор пребывали в томительном ожидании: когда же решится их судьба. Прошло не два-три дня, а более месяца со дня встречи князя Михаила и его беседы с ханским человеком Ахматом. Тот явился в шатер киевского князя неожиданно и произнес:
– Все обдумал, князь Михаил?
– Обдумал. Не понимаю только, почему так долго ваш хан не мог решить мою судьбу.
– Чтобы дать тебе больше времени на обдумывание. Разве мало тебе было этого, или ты такой тугодум?
– Да уж какой уродился.
– Завтра мои люди зайдут за тобой, и тебе предоставится возможность поступить так, как ты решил.
Ночь прошла тревожно. И князь Михаил, и его боярин не могли сомкнуть глаз, лишь шепотом произносили слова молитв и духовных песнопений. Утром за Михаилом явились ханские люди. Ахмата среди них не было. Боярин Феодор вызвался сопровождать своего князя и разделить с ним его участь, какая бы горькая она ни была. Священник, отец Иоанн, сделал попытку присоединиться к ним, но Михаил жестом остановил его:
– Ты еще понадобишься здесь, коли потребуется произнести над нами надгробное слово. Да хранит тебя, отче, Всевышний.
Михаил и Феодор, сопровождаемые десятком вооруженных охранников, вышли из шатра, потом из ограждения и зашагали по лабиринту городских улиц и переулков.
Никакого транспорта им не подали. Шли пешком по улицам и переулкам, миновали запруженную народом рыночную площадь, пустырь, еще только готовившийся к застройке, языческие капища, небольшие кучки народа. Наконец показалась высокая стена, из-за которой возвышались шпили и башни ханских хором. В стороне от ханской резиденции разводились костры для обряда и возвышались фигуры языческих идолов.
Когда Михаил с Феодором подошли к стенам, окружавшим ханский дворец, от шеренги охранников, конвоировавших русичей, отделились два человека, как видно, старшие, и направились с докладом к хану Батыю. Хан выслушал их и коротко бросил:
– Действуйте.
Возле костров появились жрецы и ханский приближенный Ахмат, обратившийся к Михаилу и Феодору:
– Вы, русичи, готовы пройти через очистительный огонь? Вам давалось много времени на размышление.
Среди небольшой толпы оказался и толмач, тот самый, который появлялся вместе с Ахматом в гостевом шатре.