Михаил Федорович
Шрифт:
Хотя Лаврентий Зизаний и находился на положении почетного гостя, его содержание в Москве легко можно было спутать с почетным пленом. Тем не менее очень показательно для московских порядков того времени отношение к «выезжим» людям, попадавшим обычно под опеку царя и патриарха. Например, накануне праздника Богоявления, когда протопоп Лаврентий бил челом, чтобы ему позволили быть «у ердани», царь Михаил Федорович пожаловал его «с дворца блюдо яблок свежих, блюдо грушей в патоке, блюдо вишней в патоке же». На следующий день, в праздник Богоявления, Зизаний получил «в стола место корм». В другой раз «в запрос», то есть по своей просьбе, он получил из Дворцового приказа кроме яблок и вишен, «десять лимонов», а вместо «алив» (оливок) ему было послано «сто слив добрых», да еще две кружки «малвазеи». Православный богослов из Великого княжества Литовского все-таки был допущен на Печатный двор. В феврале, отпуская корецкого протопопа в Литовскую землю, его щедро наградили.
6 января царь Михаил Федорович, по обыкновению, праздновал двунадесятый праздник Богоявления в Кремле. 7 января 1627
В январе 1627 года были сменены также сибирские воеводы. Обычно их меняли сразу же во всех городах Сибири раз в три года. Дорога в сибирские города занимала по полгода и больше, поэтому если бы смена воевод происходила традиционно, то Сибирь годами могла бы оставаться без воеводской власти. Существенной была и экономия средств на прогонах ямских подвод. Значение Сибири и собиравшейся там пушной казны было очень велико, это подчеркивается особым совместным приговором царя, патриарха и Боярской думы (государи «указали и бояре приговорили») о посылке воевод и голов в Сибирские города. С этого года была сделана попытка «оптимизации» управления, потому что главный воевода Тобольского разряда боярин князь Юрий Яншевич Сулешев, побывавший на службе в 1623–1625 годах, посоветовал царю Михаилу Федоровичу несколько изменить структуру воеводских назначений: «сказал государю боярин князь Юрья Яншеевич Сулешов, что на Верхотурье другому воеводе быти нечево для, толко в том государеве казне в жалованье и в подводех убыток».
2 февраля «на празник Сретение Господне» был государев стол в «Золотой подписной полате». На нем присутствовал патриарх Филарет Никитич. 12 февраля «по памяти из Розбойново приказу, посланы государевы грамоты в городы о губных старостах». Это известие записной книги — свидетельство целой реформы губного дела 1627 года, которую Н. И. Костомаров считал важнейшей из законодательных мер конца 1620-х годов. Была предпринята попытка восстановить принцип выборности губных старост, введенных в Московском государстве еще в первой половине XVI века. Губные старосты времени царя Михаила Федоровича уже были далеко не те губные старосты, которые служили при Иване Грозном. Еще дед боярина князя Дмитрия Михайловича Пожарского служил в губных старостах, что ему неизменно поминали как местническую «потерю». Со временем население уездов перестало участвовать в выборах губных старост, и эти должности стали замещаться отставными или увечными дворянами и детьми боярскими, не имевшими никакого влияния ни на воевод, ни на приказы. Хотя по-прежнему на них было возложено немало важных дел, связанных с судом по мелким преступлениям и разделом земли в уездах. Губной староста мог даже замещать воеводу в случае его отсутствия. С 1627 года попытались уничтожить специальных сыщиков, посылавшихся по крупным разбойным делам из Москвы. Это было обременительно и для казны, и особенно для местного населения. Но доверить такое дело можно было только авторитетным, а не случайным людям. Поэтому в городах требовали избирать в губные старосты людей, «которым бы можно в государевых делах верить» [239] .
239
Костомаров Н. И.Царь Михаил Федорович… С. 30.
16 февраля «по государеву указу» в дьяки Нижегородской чети был назначен Баим Болтин, на следующий день он был приведен «ко кресту», что одновременно означало и вступление в должность. Эта рядовая запись может быть и не заслуживала бы упоминания, если бы не исследование С. Ф. Платонова об авторе так называемого Хронографа Столяра или «Карамзинского хронографа», рукописью которого пользовался Н. М. Карамзин при освещении событий Смутного времени. Баим Болтин и был, по авторитетному заключению С. Ф. Платонова, автором этой уникальной рукописи. Записные книги, помимо прочего, сообщают нам крестильное имя Болтина — Сидор, тогда как во всех других источниках он упоминается под некалендарным именем — Баим.
25 февраля состоялся дебют посольского дьяка Ефима Телепнева на приеме «кизылбасково шаха купчин». В этот день был стол в Золотой меньшой палате. Персидские подданные приехали к царю Михаилу Федоровичу «с грамотами и с дары» [240] . Нигде так не умели делать подарки, как на Востоке. В Москве еще не забыли дара Ризы Господней от шаха Аббаса I и процессию со слонами и арапами, сопровождавшими прежнее персидское посольство. Поэтому «купчин» могла ждать только самая радушная встреча.
240
ДР. Т. 1. Стб. 881.
1 марта в Золотой подписной палате праздновали день ангела царицы Евдокии Лукьяновны. К государеву столу были приглашены патриарх и бояре Михаил Борисович Шеин, князь Даниил Иванович Мезецкий и окольничий Артемий Васильевич Измайлов. В тот же день «выезжий литвин» Андрей Бермацкий
В марте каждого года приходила пора расписывать по местам службы воевод Украинного разряда. Обычно Боярская дума подбирала кандидатуры, наблюдая за тем, чтобы не ущемить чью-нибудь местническую честь. На самом деле очень редко обходилось без споров. Так случилось и на этот раз, когда 7 марта были расписаны воеводы князь Федор Семенович Куракин и князь Иван Федорович Шаховской в большой полк в Тулу, князь Иван Федорович Татев и Степан Лукьянович Хрущов в передовой полк в Дедилов, Андрей Осипович Плещеев и Иван Владимирович Благово в сторожевой полк в Крапивну, князь Фома Дмитриевич Мезецкий и Максим Петрович Крюков в прибылый полк в Мценск, князь Федор Борисович Татев и представитель рязанского «выбора» Василий Петрович Чевкин в Переславль-Рязанский, князь Иван Петрович Засекин и выборный рязанский дворянин Федор Злобин Лихарев в Михайлов, Василий Никитич Пушкин и мещерянин Алексей Смирнов Чубаров в Пронск. Уже «у сказки» начались челобитные о местах: первый рязанский воевода князь Федор Борисович Татев бил челом на первого воеводу Большого полка в Туле князя Федора Семеновича Куракина. В свою очередь на князей Татевых бил челом первый воевода сторожевого полка Андрей Осипович Плещеев, вызвав ответное челобитное от них на Плещеевых. Князьям Татевым вообще не повезло в этот раз, потому что оскорбленным посчитал себя и ярославский князь Иван Петрович Засекин, назначенный в Михайлов. Второй воевода Большого полка в Туле князь Иван Федорович Шаховской просил защитить его от возможных претензий первых воевод передового и сторожевого полков, ссылаясь на прежнее «уложенье». К этому для полноты картины надо добавить челобитную Василия Никитича Пушкина на Андрея Осиповича Плещеева, которому теперь приходилось искать «случаи» и на князей Татевых, и на Пушкиных, челобитную второго воеводы сторожевого полка Ивана Владимировича Благово, других вторых воевод Тульского разряда и, наконец, споры рязанских воевод (и рязанских дворян) Федора Злобина Лихарева и Василия Петровича Чевкина. Всего, таким образом, на имя царя и патриарха поступило шесть челобитных, по которым боярами был дан суд.
Некоторые челобитные прямо нарушали изданные указы и давно разработанное «уложенье» о службе. В разрядных книгах содержится известие о том, как 21 марта царь Михаил Федорович «велел воевод послати к сказке». Обычно такие «сказки» — решения царя и Боярской думы давать или нет суд по местническим делам, объявлялись на Постельном крыльце. Думный дьяк Федор Лихачев выкликивал имя челобитчика, стоявшего в толпе собиравшихся в Кремле свободных от дел членов Государева двора и жильцов, и обращался лично к нему. Кто-то получал разрешение на суд после того, как служба «минется», другим отказывали, иногда грубо, случалось и с рукоприкладством, отправляя докучливых челобитчиков, явно нарушавших местнический порядок, в тюрьму [241] . На этот раз не повезло Андрею Осиповичу Плещееву. «Андрей Плещеев, — говорил ему думный дьяк, — Государь тебе велел сказать, бил ты челом на князя Ивана Татева, что ему указано быть в передовом полку, а тебе в сторожевом полку; и государево уложенье давано с собору, что сторожевому полку до передового полку дела нет, ни чести, ни безчестья; а хотя б тебе велели с родным его братом быти или хуже тебя, кто в передовом полку, и ты б, ведая государев указ, государева указа не нарушивал, и государя тем не кручинил» [242] .
241
См.: Эскин Ю. М.Местничество в России XVI–XVII вв. Хронологический реестр. М., 1994.
242
ДР. Т. 1. Стб. 899–900.
С такими сложностями происходило назначение воевод, которым был указан срок «стати по местом» 1 апреля. К этому дню на службе должны были уже находиться дворяне и дети боярские украинных городов, расположенных рядом с центрами сбора полков Тульского и Рязанского разрядов. Дворянам и детям боярским замосковных городов, чья дорога к месту службы вместе с вооружением и запасами не была такой простой, был назначен традиционный срок выхода на службу — 23 апреля, «Егорьев день». Пока служилые люди находились на службе в полках, у них была льгота — отсрочка в любых судных делах. В записных книгах Московского стола отметили, что 13 марта «посланы памяти по приказом, а велено для службы в судных во всяких делех отсрочить дворяном и детем боярским, и князем, и мурзам, и татаром, и атаманом, и казаком украинных и северских и полских и замосковных городов обеих половин».