Михаил Федорович
Шрифт:
— Мы тут всем довольны, если бы не морозы! Таких холодов никто еще не помнит. Верно, вам еще холоднее?
— У нас топлива хватит еще на две зимы! — ответил Теряев.
— Ну! А сами каждое утро за лесом вылазку делаете!
Князь вспыхнул, но в это время к ним подскакал какой-то генерал, и все начали спешиваться.
— Князь, с нами пойдешь! — приказал Теряеву Прозоровский, и они тронулись уже пешком.
Радзивилл жил в большом деревянном срубе. По внешности дом казался простой избою, но внутреннее устройство поразило русских своим великолепием.
— А, панове! — радушно встретил он русского воеводу и генерала. — Милости просим! Давно бы так! Садитесь! — Он усадил всех и, не давая говорить, продолжал: — Да, да! Вы — славные воины. Боярин Шеин — великий муж, но счастье войны переменчиво. Это игра! Вы проиграли ее, и надо кончить. Зачем губить такое славное войско! Вы с чем пришли?
— Мы пришли говорить о пленных, — сказал Прозоровский, — давайте их менять! пока будем менять, отдохнем!…
Радзивилл усмехнулся.
— Запасемся топливом, достанем продовольствие, — окончил он.
Прозоровский вспыхнул, но сдержался.
— Что же? — сказал Дамм. — Ваше войско сильнее теперь, и вам нет нужды морить нас. Не даете нам дровами запасаться, но мы сами берем их, а продовольствия у нас хватит! Это все вам не опасно. Вы так сильны.
— А вы мужественны!
— Ну, вот! Устали и мы и вы. Будем менять пленных и отдохнем.
Радзивилл задумался.
— Хорошо, — сказал он, — будем менять их в течение месяца, а в это время вы, может, одумаетесь.
— Предложите нам добрые условия, — сказал Дамм, — и мы снимемся!
— Какие условия! — воскликнул Радзивилл. — Пусть боярин Шеин предаст во власть короля свой жребий, вот и все!
— Никогда! — пылко ответил Прозоровский.
Князь Теряев сжал кулаки.
Радзивилл пожал плечами.
— Ваше дело! На месячное перемирие мы согласны, и завтра король пришлет вам подтверждение, а что касается выпуска, то мы составим условия и будем говорить. А теперь — совершенно меняя тон, сказал Радзивилл, — запьем нашу беседу! Эй, пахолик! [112]
112
Малый, работник.
Но князь Прозоровский быстро встал.
— Прости, — ответил он, — воевода наказал не мешкать!
Радзивилл нахмурился и махнул рукой на пахолика, вносившего поднос с кубками.
— Неволить грех! — сказал он. — Передайте боярину наш поклон. Скажите, что от сегодня мы снимаем караулы! — И он дружески протянул руку, но она не встретила ничьей руки и опустилась.
Князь Прозоровский и Дамм вышли из избы и скоро помчались обратно
Усталый, голодный возвратился князь Теряев в свою землянку, и первое, что бросилось ему в глаза, был холодный труп Алеши. Он недвижно лежал на лавке в красной рубахе, сложив на груди руки, и его лицо выражало тихое умиление.
Князь задрожал.
— Горемычный! Сколько горя выпало на его долю, и окончил он молодую жизнь нечаянной смертью! — Сердце князя дрогнуло, в голове промелькнули неясные, смутные мысли:— Что-то есть во всем этом обидно несправедливое… но что? Кто виноват?».
— Устал, княже? — послышался голос, и в землянку ввалился Эхе с полной охапкою сучьев. — Постой, я вот огня разведу, а поесть…— Он бросил наземь вязанку и конфузливо покачал головою. — Сухарь достал, — сказал он, — размочи в воде и съешь!
Князь нетерпеливо отмахнулся.
— Его схоронить надо!
— Сделал! Наши тут могилку выкопали. С утра копали, земля-то твердая. И попа достал. У Власа греется.
— Тогда скорее! А гроб?
Эхе развел руками.
— Теперь, князь, всякая щепка на счету! Так завернем!
Он подошел к трупу и бережно поднял его, потом переложил на пол, достал кусок холста от летней палатки и аккуратно завернул им Алешу.
Князь помогал ему и взял труп за голову, чтобы поднять. Подожди, людей кликну! — сказал Эхе.
— Не надо, — возразил князь, — понесем сами!
Они взяли Алешу и вынесли из землянки. Эхе шел впереди, неся его за ноги. Встречавшиеся люди набожно крестились. Невдалеке от землянки чернела яма, и князь опустил Алешу подле нее. Эхе пошел за священником и людьми.
Как сиротинку похоронили Алешу, без гроба, креста, могилы. Невысокий холмик занесло в ночь снегом, и навеки скрылось даже место его погребения
Князь вернулся к себе. В очаге пылал костер, наполняя дымом тесную землянку. Князь лег на лавку, на которой только что лежал труп Алеши, и заснул.
Он проснулся словно от толчка. Правда, его слегка толкал в плечо какой-то рослый, лохматый оборванец, но тот толчок, от которого проснулся Теряев, был изнутри и сразу сотряс все его тело.
— Кто? Что надо? — пробормотал князь, быстро садясь и в темноте чувствуя, что кто-то стоит подле него.
— Ты, князь? Мне сказали, что ты тут, и я вошел. Эх, темень! — произнес кто-то хрипло.
Князь задрожал.
— Ты-то кто? Я князь! Что тебе нужно?
— Я-то? — ответил голос. Да я Мирон! До тебя еле дошел. Три месяца шел. Поляки кругом… холод, беда!
Князь вскочил на ноги, потом сел.
— От Людмилы? Говори, что. Сын, что ли? Или иные вести? Да говори же!… Эхе! Эхе! Засвети светец!
Но шведа в землянке не было, и они продолжали разговор в темноте.
— Вести-то? — нехотя ответил Мирон. — Вести-то худые! Ой, худые! Нес я к тебе их, а теперь и не рад!
— Что? Отвечай! Ах, да не мучь ты души моей!
— Чего мучить! Забрали их!
— Кого? — закричал князь.
— А всех: и Людмилу, и мать ее, и мою матку, и девок всех! Я только и убег!