Михаил Горевой. Международный злодей Российской Федерации
Шрифт:
Бог есть, я точно знаю. Он взял меня под локоток и ведет. Это совсем не значит, что от всего оберегает, но проходить через боль, страдания, унижения иногда полезно. Если ты правильно отреагировал на несчастье, случившееся с тобой, оно станет трамплином, который подбросит на неведомую высоту! Такую закономерность я всю жизнь испытываю на самом себе. Моя международная карьера началась в результате падений, предательств, душевных драм, когда подняться, казалось, уже невозможно. Но коль скоро тебе удастся все вынести,
Мне повезло рано распознать, в чем заключается мое предназначение, хотя в семье никто не имел ни малейшего отношения к театру. Мама была инженером, а отец – полковником Генштаба, мечтавшим о том, чтобы единственный сын пошел по его стопам. Я готовился после восьмого класса поступать в Суворовское училище. А в седьмом решил заниматься боксом с целью стать настоящим мужчиной и научиться постоять за себя. Но со спортом я распрощался в одночасье после того, как удар спарринг-партнера попал прямо по почке. Травма оказалась настолько серьезной, что пришлось радикально пересмотреть и жизненные планы. Какое там училище – потом даже в армию не взяли по призыву! Теперь-то я понимаю, что все не случайно: судьбе было угодно, чтобы я стал художником – актером, режиссером, проводником ее воли. После тяжелой операции долго лежал в больнице, мама приносила книги, и я их проглатывал. А когда выписался, она отправила меня на спектакль, чтобы отвлекся от мрачных мыслей. Помню, каким потрясением стала «Варшавская мелодия» в Театре миниатюр: главная героиня в чулках в сеточку источала такой эротизм, что я просто ошалел!
А потом меня добили Чурикова с Караченцовым. На ленкомовскую постановку «Тиля» с их участием ходил четырнадцать раз! И тут уже окончательно пропал. Сегодня в Театре Наций играю роль премьер-министра Уинстона Черчилля в спектакле «Аудиенция», поставленном Глебом Анатольевичем Панфиловым, про ее величество королеву Англии, которую блистательно исполняет Инна Михайловна Чурикова. Первое, что сказал, познакомившись с ней: «Это вы виноваты в том, что я стал актером. Большое вам спасибо!» Поклонился в пояс и ручку поцеловал. Она реально просветленная, Богом поцелованная в самое темечко, в ней море любви!
А еще в том же «Ленкоме» посмотрел спектакль «Вор» с Евгением Леоновым. Вспоминаю, и мурашки бегут по телу. Он был посвящен жуткой военной трагедии, шел один акт и заканчивался быстро. Зал замирал, у людей перехватывало дыхание, и в ту самую дорогую для режиссера паузу, когда спектакль уже закончился, а аплодисменты еще не начались, в ту короткую секунду, когда ошалевший зритель приходил в себя, по радио звучало объявление: «Спектакль окончен, просьба не аплодировать». Люди молча вставали и выходили, и только кресла стучали, нарушая тишину…
В самых смелых мечтах я тоже появлялся на сцене вместе с Чуриковой, Янковским, Абдуловым, был в них влюблен. Купить билет на спектакль «Ленкома» в советские времена не представлялось возможным, вместе с другими фанатами проникал в театр через крышу, канализационные люки. Нас вылавливали, гоняли, но мы не сдавались. К окончанию школы четко понимал: хочу стать актером и больше никем.
Отец, конечно же, восторга от такого решения не испытывал, но и не запрещал ничего. Мы с ним тогда конфликтовали: я был юношей с диссидентскими взглядами. Теперь-то понимаю, что он за меня волновался, пытался оградить от неприятностей. Но юность бескомпромиссна, и отношения наши складывались сложно. Сегодня батюшка, слава богу, жив-здоров, крестьянствует в окрестностях Суздаля. А мама, знаток истории, водит экскурсии по святым местам, церквям, монастырям.
Я поступал сразу во все театральные училища, творческие туры прошел везде. На прослушиваниях в Школе-студии МХАТ познакомился с Никитой Высоцким, нам даже дали общее задание – подготовить отрывок из «Мастера и Маргариты», и мы ходили репетировать к Всеволоду Абдулову, другу Владимира Семеновича, который Никиту опекал. Я получил заветную роль Бегемота, которую потом мечтал сыграть всю жизнь, но – увы! – пока не случилось. Никита был Воландом, Галя Чурилова – Маргаритой.
Однако когда пришло время определяться, в какой вуз подавать документы, сдрейфил и отнес аттестат в самое, как мне тогда казалось, слабое учебное заведение (уж туда-то точно возьмут!) и благополучно завалил сочинение. Провал сразил наповал. Но что делать?! Пошел наниматься на работу в театр – кем угодно, взяли электроосветителем во МХАТ. Я начал свою трудовую деятельность, а мои товарищи поступили на курс к Олегу Ефремову и скоро уже приходили играть в массовых сценах. Господи, как я им завидовал, как страдал от унижения: они артисты, а я – кто? Хожу гвозди забиваю, об фонари обжигаюсь. А сколько раз меня било током! Зато в театре я научился всему. Изнюхал его носом, излапал руками, учился театральному делу не по книжкам, а вживую, глотая пыль. Все это пригодилось через двадцать лет, когда ставил свой первый спектакль.
Во второй раз поступал только в Школу-студию МХАТ и стал студентом великого мастера Виктора Карловича Монюкова, воспитавшего огромное число удивительных артистов. Но в конце первого учебного года он умер. Для меня это было невероятной трагедией! Кто нас возьмет?
В итоге курс принял Владимир Николаевич Богомолов, которого считаю своим отцом в профессии. Одновременно к нам пришел Михаил Олегович Ефремов, тогда просто Миша, с которым мы в первый же день подружились. Он и сегодня мой лучший друг, мой крест, мое счастье.
Учились мы хорошо, у меня, между прочим, красный диплом, но поведение хромало. Вместе с Мишей хулиганили, гуляли, выпивали. Чего только не отчебучивали! Однажды я вывалился со второго этажа на припаркованный внизу автомобиль, слава богу, не покалечился, но крышу «жигулям» помял изрядно. Короче говоря, зажигали от души.
Несколько раз нас чуть не отчислили, но в итоге наказали, лишив зарубежной поездки. Зато отпустили на гастроли на Северный флот. Мы повезли литкомпозицию, наши прикольные наблюдения: «А сейчас Михаил Горевой покажет вам тапочки». Пили «шило» (это спирт по-моряцки), ходили в баню на подводной лодке… Жизнь кипела! За студенческие годы еще больше сошелся с Никитой Высоцким, Славой Невинным-младшим, Машей Евстигнеевой. Моей постоянной партнершей по танцам была очень талантливая Саша Табакова, жаль, что ее актерская карьера не задалась. Молодость – счастливое время, мы горели профессией, вкалывали с утра до вечера!
Компьютеров у нас, конечно, не было, но зато только-только появились видеомагнитофоны. Как-то Михаил повел нас в квартиру отца смотреть фантастический триллер «Чужой». Мы-то не знали, что Олег Николаевич спал в соседней комнате, и когда он проснулся и неожиданно вошел, ошалели от неожиданности, тут же повскакивали с дивана, уступив ему место, а сами устроились в ногах на полу, затаив дыхание. Непонятно было, на кого глядеть – на Ефремова или на экран. Худрук МХАТа увидел, как чудовище в картине всех съело, и говорит:
– Я тоже могу сниматься в таких фильмах, но только моего героя надо первым убивать.
– Почему, Олег Николаевич?
– У меня много работы в театре, меня первым, пожалуйста.
Фильм закончился, в живых остались героиня и ее кот. Олег Николаевич поднялся:
– Ну, теперь у них одна проблема… – мхатовская пауза. – Улететь!
Миша Ефремов рассказывал мне, что есть три основных режиссерских ступени. Первая – деспот-тиран, это низшая ступень режиссуры, вторая – режиссер-гипнотизер, который обволакивает артистов, зачастую провоцирует их, это сложная ступень, не все до нее добираются. А третья – высшая – это режиссер-философ, такими были Эфрос, Товстоногов, Олег Ефремов, Питер Брук, люди, которые стратегически влияют на нашу профессию, сдвигают тектонические пласты, так сказать, сдают карты на мировом уровне.