Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему за это будет
Шрифт:
С тех пор и доныне средства массовой информации у нас обязаны освещать любое придуманное в Кремле даже бессмысленное событие с участием президента.
Я тогда был начинающим журналистом, но успел написать две заметки против Зюганова в пропагандистской газете «Не дай Бог», выходившей тиражом четыре миллиона экземпляров и распространявшейся бесплатно. И отравлен навсегда. Что бы я теперь ни делал, слова мои с тех пор — не журналистика, а пропаганда. И если вы не верите тому, что я сейчас рассказываю, то именно поэтому. Вы не верите, что эту книгу не заказал мне Михаил Ходорковский. Я могу поклясться, он мне ее не заказывал. И ни один политик, ни один олигарх не заказывал мне эту книгу. Но после избирательной кампании 1996
Михаил Ходорковский пишет в статье «Левый поворот»: «Тогда журналисты стали превращаться из архитекторов общественного мнения в обслугу хозяев, а независимые общественные институты — в рупоры спонсоров».
Он пишет правду. Стоило ради этого попасть в тюрьму.
Ельцин стал президентом. Михаил Ходорковский на залоговом аукционе получил нефтяную компанию ЮКОС. Все остальные предприимчивые финансисты, поддержавшие Ельцина, тоже что-нибудь получили.
Для выкупа своих новых компаний предприимчивые финансисты брали кредиты у государства, поэтому принято считать, что олигархов тогда назначили в Кремле. Но не это было главным грехом залоговых аукционов. Главный трюк залоговых аукционов заключался в другом: будущие олигархи заранее договаривались друг с другом, кто какую компанию получит, и не конкурировали, сбивали цену.
Кроме случая с ЮКОСом. Тут почему-то не договорились, и на компанию ЮКОС всерьез претендовали Инкомбанк и Банк МЕНАТЕП. Это был закрытый аукцион, то есть свое коммерческое предложение банки должны были запечатать в конверт, а на аукционе конверты вскрывали, и компанию получал тот, чье предложение окажется больше. Говорят, будто из Инкомбанка звонили девушке-клерку, готовившей предложение Банка МЕНАТЕП, и сулили 100 тысяч долларов, если девушка раскроет предлагаемую МЕНАТЕПом сумму.
Говорят, девушка эта пожаловалась совладельцу МЕНАТЕПа Владимиру Дубову, и Дубов посулил 50 тысяч долларов, чтобы, сообщая конкуренту сумму, девушка-клерк сократила один ноль.
Может быть, это легенда, но говорят еще, будто когда владелец МЕНАТЕПа Ходорковский выиграл на аукционе, владелец Инкомбанка Виноградов швырнул в стену стакан.
Теперь, десять лет спустя, в рамках информационной поддержки приговора Ходорковскому, телекомпания НТВ сообщила, будто ЮКОС стоил 15 миллиардов долларов, а приобретен был Ходорковским на залоговом аукционе за 159 миллионов. Это неправда. На залоговом аукционе МЕНАТЕП Ходорковского приобрел 45 % компании ЮКОС за 250 миллионов долларов.
Плюс к тому признал и выплатил 3,5 миллиарда долгов компании ЮКОС. То есть фактически купил меньше половины компании почти за 4 миллиарда. Ни одна мировая нефтяная компания не выражала тогда готовности купить ЮКОС. В следующей главе мы разберем и другие причины думать, что даже на самом честном и самом открытом аукционе не стоила бы тогда компания ЮКОС никаких 15 миллиардов. Но дело не в этом. Аукцион был законным в условиях тогдашнего беззакония, но несправедливым по сути. Получить компанию можно было только при условии личной верности государю, а доказать верность надо было, профинансировав нечестные выборы. В одном из своих интервью Ходорковский признал, что его бизнес в девяностые был несправедливым и аморальным, но, подчеркнул Ходорковский, законным. Слишком многих законов тогда в России просто не хватало. Сомнительная сделка считалась законной, если была заключена с одобрения власти, и незаконной, если была заключена власти вопреки.
Думаете, что-нибудь изменилось? А я думаю, нет.
Ходорковский сидит в тюрьме, может быть, потому, что на этот раз нынешнему президенту Путину не сумел доказать личной преданности, как умел доказывать в 1991 году премьер-министру Силаеву и в 1996 м — президенту Ельцину. Суд, средства массовой информации и общественное мнение, как были послушны власти всегда, так и остаются послушны. В девяностые годы они не стали, как принято думать, свободнее, они, наоборот, были дополнительно отравлены ядом обмана.
И Ходорковский — один из тех, кто готовил зелье.
ГЛАВА 4: МАНИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ
— Михаил Борисыч! Тут такое! Мозгов полстакана натекло! — орала телефонная трубка.
Было раннее утро 26 июня 1998 года. У Михаила Ходорковского 26 июня день рождения. В 1998 году ему исполнялось 35 лет.
— О, я хорошо помню этот день, — говорит мне Инна Ходорковская за столиком «Book-кафе». Она отхлебывает чай и морщится, от того ли, что чай слишком горячий, или от того, что воспоминания слишком неприятны. — Мы с Настей (со старшей дочерью Настей, мальчишек-близнецов тогда еще не было) встали пораньше утром, готовились вручить подарок, как только папа выйдет из комнаты.
— Какой был подарок? — спрашиваю.
Инна не помнит. Она говорит, что мужу всегда трудно было подарить подарок на день рождения, потому что ему не нравились никакие вещи. Он был равнодушен к вещам. Интересовался только электронными придумками всякими, которые можно присобачить к компьютеру, но Инна тогда не разбиралась в электронных придумках и разбираться стала только сейчас, когда муж в тюрьме, и надо занимать чем-нибудь головоломным голову, чтоб не сойти с ума.
Михаил Ходорковский, похоже, действительно всегда был равнодушен к вещам. Во всяком случае, юкосовские сотрудники рассказывают, что несколько раз руководители среднего звена пытались ввести дресскод для служащих, обязав каждого приходить на работу в пиджаке и галстуке, но всякий раз попытки эти так и оставались благими намерениями, поскольку каков поп, таков и приход, а глава компании Михаил Ходорковский расхаживал по коридорам ЮКОСа в джинсах и свитере, и говорил, что пиджак и галстук для нефтяника непрактичны, поскольку не попрешься же в пиджаке и галстуке на буровую.
Про равнодушие Ходорковского к вещам рассказывают еще такую байку, что, дескать, уже в двухтысячные годы надо было Ходорковскому пойти на прием к английской королеве Елизавете, и для этого надо было надеть фрак. Похоже было немножко на маскарад.
— Без фрака никак нельзя? — спрашивал Ходорковский подвернувшегося под руку специалиста по этикету.
— Никак нельзя, Михаил Борисович.
Смирившись с дворцовым этикетом, Ходорковский фрак купил, пошел на прием во фраке, а вернувшись в гостиницу, с облегчением снял фрак и запихал в корзину для мусора, мотивируя свое поведение тем, что все равно никогда в жизни больше не понадобится такая неудобная вещь. И уехал в Москву. А через неделю любовно извлеченный гостиничной прислугой из мусорной корзины, вычищенный и отутюженный фрак доставлен был из Лондона Михаилу Ходорковскому домой ценной бандеролью. В следующую свою поездку в Лондон Ходорковский нарочно уже взял фрак с собою, остановился в том же отеле и нарочно опять запихал фрак в мусорную корзину. А горничная опять фрак из мусорной корзины достала, потому что хорошая же и дорогая вещь, и опять фрак, вычищенный и отутюженный, вернулся бандеролью по месту прописки незадачливого своего хозяина, не понимающего, что фраки, уезжая, следует класть в чемодан, а не в корзину для бумаг. Не знаю уж, как сложилась дальнейшая судьба этого злополучного фрака.
— Даже к автомобилям он равнодушен? — спрашиваю я Инну с недоверием, поскольку знаю всего одного на Земле человека, равнодушного к автомобилям, и этот человек я.
— Абсолютно равнодушен, — Инна пожимает плечами. — Я неравнодушна, а он каждые выходные даже через силу заставлял себя садиться за руль, чтоб не разучиться водить. Потому что надо уметь водить. Не знаю, зачем ему это надо.
— А как же друзья мне рассказывали, будто Ходорковский гонял на желтой «Ламборгини» по Николиной Горе, цепляя днищем колдобины?