Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему за это будет
Шрифт:
Первым делом Мак и Уолкотт стали закрывать лишние скважины и закрыли половину скважин. Потому что каждая качалка денег ведь стоит, но не каждая качалка деньги приносит. Существуют современные хитрые технологии горизонтального бурения, но и с ними надо знать, где бурить, и для этого составляют компьютерные модели месторождений, и следят постоянно за каждой скважиной, и следят, как ведет себя под скважинами подземное озеро нефти, и двигают это озеро под землей, закачивая в скважины воду, и надо ведь знать, где закачивать. Нефтедобыча — это сложное и высокотехнологичное производство, которому годами учат людей лучшие университеты мира.
И надо быть толковым менеджером, чтобы смирить спесь и позвать работать в компанию людей компетентнее себя. Они ведь, как правило, непослушные, эти компетентные люди. И они, как правило, не пользуются публичной популярностью и не являются записными дипломатами.
Закрытие убыточных скважин нефтяниками воспринималось в штыки, потому что означало для них потерю рабочих мест. Многие юкосовские инженеры реформы Уолкотта и Мака называли «макизмом» и открыто или тайно саботировали. Одного из лучших своих инженеров Ходорковский тогда вызвал на совещание в Москву и прилюдно доказал, что дебет нефти у этого инженера в скважинах упал не от того, что применены были продвигаемые Джо Маком технологии, а от того, что применены были неправильно. И уволил. Нарочно публично уволил, чтоб другие боялись.
Это была показательная расправа, подобная той, которую через десять лет учинит над Ходорковским прокуратура, чтоб боялись другие богачи. Такая же расправа, правда, уволенного инженера не заключали под стражу. Ходорковский был жесток. Его боялись до обмороков. Особенно боялись, когда Ходорковский понижал голос и переходил почти на шепот— это означало высшую степень ярости.
Раз в неделю Ходорковский устраивал дружеские обеды для своих топ-менеджеров. Предполагалось, что за этими обедами в непринужденной обстановке руководители компании обменяются впечатлениями о проделанной работе. Но обеды эти в компании называли «язвенными», и никто из руководителей юкосовских подразделений не помнит, какие подавали за этими обедами кушанья. Все ждали разноса, и разнос непременно случался.
— А вот скажи мне… — Ходорковский называл одного из своих топ-менеджеров в райкомовском стиле на ты и по имени отчеству. — Что это там за проблема возникла у тебя позавчера?
С этими словами Ходорковский извлекал из папочки заранее заготовленные документы, схемы и графики, которые любил и называл презентациями. А упомянутый руководитель подразделения потуплял голову и думал: «Ну все! Пропал!» Разумеется, ни один из руководителей подразделений понятия не имел, какие там возникли позавчера проблемы на одном из мелких объектов его обширного хозяйства, а Ходорковский, казалось, знал все, и за всем в компании следил, как недреманное око. Это была иллюзия на самом деле. Просто к каждому «язвенному» обеду помощники нарочно выискивали для Ходорковского какой-нибудь неприятный казус, случившийся за тысячи верст и даже разрешенный уже соответствующим местным клерком, но каждую неделю каждый руководитель подразделения в ЮКОСе знал, что на «язвенном» обеде шеф может уесть и его, а потому старался предусмотреть каждую мелочь. Ну и зарабатывали, с другой стороны, неплохо.
Постепенно добываемая ЮКОСом нефть перестала уходить бандитам. На перерабатывающих заводах ЮКОСа постепенно вытеснены были давальческие схемы. Это было непросто.
Дело в том, что технологически нефтеперерабатывающий завод остановить нельзя, это опасно и, если остановишь, то трудно потом запустить снова. И вот в условиях падения нефтедобычи к концу каждого месяца, когда директора нефтеперерабатывающих заводов впадали уже потихоньку в истерику, понимая, что работы у их предприятий осталось на три дня, приходили к директорам давальцы, свободные нефтеторговцы, и предлагали переработать нефть. Где давальцы брали нефть, не обсуждалось: может быть, честно покупали на свободном рынке, может быть, брали у бандитов, облепивших в середине девяностых всю российскую нефтянку своими фирмами-посредниками, может быть, и сами были бандитами и сами имели посреднические фирмы.
Для директора завода давальческая нефть была спасением, потому что можно не останавливать завод. Для рабочих она тоже была спасением, потому что выдадут зарплату. И для местных властей давальческая нефть тоже была спасением, потому что рабочие не выйдут митинговать и требовать хлеба. Давальцев считали спасителями. К тому же директорам заводов давальцы платили наличными — миллион долларов, например, в чемоданчике за не совсем законную сделку. И рабочим платили наличными. И местную власть тоже, предположим, не забывали.
Правда, спасение дорого стоило. Особенно для владельцев компании ЮКОС: получалось, что на нефтеперерабатывающих заводах ЮКОСа перерабатывают в убыток ЮКОСу бог знает какую нефть, может быть, даже и украденную у ЮКОСа. За переработку нефти давальцы платили обычно ниже себестоимости. А из нефтепродуктов, на которые завод раскладывал давальческую нефть, давальцы брали назад только востребованный на рынке керосин и бензин. Мазут, битум, газойль и что там еще получается из нефти оставляли заводу, записывая в счет платы за переработку нефти. Хранить мазут и битум было дорого, продать практически невозможно, поскольку в округе не требовалось никому столько мазута, а возить мазут на большие расстояния убыточно. Поэтому заводы списывали мазут и выбрасывали, отравляя землю, или закачивая в нефтяную трубу и снижая качество транспортируемой нефти. И то, и другое — незаконно.
Теперь, когда против Ходорковского всеми телеканалами страны ведется пиар-кампания, дело выглядит так, будто ЮКОС исправно платил налоги, пока был государственным, а когда приобретен был Михаилом Ходорковским, перестал платить, используя посреднические фирмы и налоговые льготы. Это неправда.
В конце девяностых годов налоги нельзя было заплатить сполна, не обанкротив компанию, хоть частную, хоть государственную, неважно. Налоги, если платить их сполна, составляли больше ста процентов оборота.
Поэтому и существовали посреднические фирмы, покупавшие у нефтяных компаний нефть по трансферным, то есть заниженным ценам. В одном Нефтеюганске посреднических фирм, скупавших нефть, было двадцать, и половина из них принадлежала Отари Квантришвили, главе Солнцевской мафиозной группировки, который в 1994 году был убит в Москве на выходе из Краснопресненских бань. Причем киллер не просто бросил винтовку на месте преступления, но прежде чем бросить, разбил у винтовки приклад в знак уважения к только что убитому им великому разбойнику. Эти посреднические фирмы зарегистрированы были в оффшорных зонах, от налогов были освобождены, или еще региональные власти имели тогда право освобождать компанию от уплаты налогов, если компания за это вложит в регион денег на что-нибудь социально значимое.
Нефтяная компания добывала, предположим, нефти на 100 долларов, должна была продать нефть за 100 долларов и 100 долларов заплатить налогов, немедленно разорившись и, уж во всяком случае, ничего не имея на развитие. Вместо этого нефтяная компания продавала свою нефть за 80 долларов посреднической фирме, платила 80 долларов налогов, а посредническая фирма зарегистрирована была в оффшоре, налогов не платила, и продавала за 100 долларов нефть, купленную за 80. Уведенные таким образом от налогов 20 долларов нефтяная компания и посредническая фирма делили. Так, грубо говоря, выглядели схемы оптимизации налогов. Схемами этими пользовались все компании без исключения, и многие пользуются до сих пор, иначе бы остановился бизнес. И поскольку речь идет не о сотнях долларов, а о миллиардах долларов, то уведенные от налогов 20 % как раз и образуют огромные барыши нефтяной отрасли.