Михаил Катков. Молодые годы
Шрифт:
Преходящее отступает – нетленное остается. Вечность – сильнее времени.
В том же 1818 году, 20 февраля, в Москве торжественно открыли памятник Минину и Пожарскому.
Памятник этот всегда в нашем представлении о Москве не просто достопримечательность столицы, украшение и доминанта Красной площади, сердца города, а гораздо большее – зримое воплощение непрерывности русской истории и ее героического эпоса, сопричастного с душой каждого нашего соотечественника, российского гражданина.
Катков, будучи уже в зрелых годах, в своей статье «Заслуга Пушкина» (5 июня 1880 года) накануне открытия памятника поэту на Тверском бульваре попытался соединить два контрапункта как части единой симфонии в пространстве города: «В Москве на Красной Площади, – писал он, – высится памятник Минину и Пожарскому. Их деяние золотыми буквами вписано в русскую историю, и воздвигнутый памятник будит в нас высокое чувство народного самосознания и веру в Промысел, управляющий судьбами нашего отечества. То было
49
Катков М. Н. Заслуга Пушкина // Катков М. Н. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 1. СПб., 2010. С. 699. (Впервые: Московские ведомости. 1880. 6 июня. № 155. Особое прибавление к выпуску газеты).
Прошло двести лет после изгнания поляков из Москвы, а русско-польская тема приобрела совершенно новое выражение.
В марте 1818 года Александр I выступил на открытии польского сейма, посулив Польше новые земли, а России – конституцию наподобие польской. За два года до этого акта 15 ноября 1815 года Александр I утвердил Конституционную хартию Царства Польского, согласно которой оно становилось неотделимой частью Российской империи; российский император объявлялся наследственным польским королем, а его власть ограничивалась хартией. Она провозглашала равенство всех перед законом, неприкосновенность личности и собственности, свободу вероисповедания, печати и другие гражданские права, разделение властей, относительно демократичную избирательную систему и т. п. Управление Царством Польским осуществлялось наместником при участии двухпалатного сейма. Поляки получали то, что русские либералы и радикалы-революционеры из дворян, каждый по-своему примеряли в качестве образцовой модели общественно-политического устройства России.
Среди принципиальных противников либеральных реформ Александра I был Николай Михайлович Карамзин (1766–1826). Еще до Отечественной войны 1812 года он сблизился с великой княгиней Екатериной Павловной, возглавлявшей аристократическую оппозицию правительственному курсу. В Твери в ее «Очарованном замке» он читал главы из первых томов «Истории государства Российского» и в феврале 1811 года по ее просьбе составил «Записку о древней и новой истории России в ее политическом и гражданском отношениях» – своеобразный меморандум, трактат русского консерватизма, вызванный его неприятием преобразовательных планов Сперанского. «Мы стали гражданами мира, перестав при этом быть гражданами России» [50] , – с сожалением признавал Карамзин.
50
Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 35.
Спустя сорок с лишним лет карамзинская декларация будет иметь свое продолжение и, как бы через призму времени, содержащиеся в ней идеи преломятся в свете новых реформ. Великий князь Константин Николаевич, в отличие от своего дяди и тезки цесаревича Константина Павловича, будет пытаться играть при своем венценосном брате ту же роль, которую до этого выполнял Сперанский. Таким образом, в правительственных сферах оформлялась и развивалась в течение долгого времени политика либеральной бюрократии, против которой последовательно выступали сначала Карамзин, а затем Катков, черпавший из наследия историка поддержку в своих публицистических баталиях.
В 1870 году Михаилу Никифоровичу представилась возможность выразить свое отношение к работе Николая Михайловича в связи с запретом цензуры публиковать «Записку» Карамзина в декабрьском номере «Русского архива». «Исторические идеи имеют свою относительную ценность, – отмечал Катков. – Что перед высшими требованиями является ложью и несправедливостью, то было в свое время и истинно, и справедливо, и необходимо». Для Каткова, несмотря на его оговорку, было принципиально важным подчеркнуть именно ценность, преемственность и неизменность
51
Катков М. Н. Запрещение цензурою «Записки о новой и древней России» Карамзина // Катков М. Н. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 1. С. 632. (Впервые: Московские ведомости. 1870. 24 декабря. № 278).
Катков, говоря об относительном и преходящем значении любого исторического документа, попытался актуализировать аргументы Карамзина, направленные против либеральных увлечений монарха, и обосновать прямую связь государя с народом – идею самодержавия – в качестве органичного и фундаментального принципа Российского государства в его прошлом, настоящем и будущем.
Историки не раз обращались к анализу «Записки» Карамзина, видя в ней сложность и многообразие различных идейных пластов, источник консервативных устоев и положений, формирующейся национально-государственной идеологии российского самодержавия. И с этой стороны содержание представленного государю Александру I документа открывало монарху простор и возможность для творческого созидания. По мнению Нины Васильевны Минаевой (1929–2009), в 1811 году Карамзин предложил модернизацию страны, но такую, которая бы обеспечивала внутреннюю стабильность и одновременно европейский статус России как современной великой империи [52] .
52
Минаева Н. В. Век Пушкина. М., 2007. С. 129.
Хотя имперский период русской истории не был написан Карамзиным, но им одним из первых была дана развернутая оценка царствования Петра Великого и последствий его преобразований. Именно в «Записке о древней и новой России» Карамзин попытался непредвзято подойти к личности царя-реформатора, сумевшего обратить развитие России в новое русло.
Карамзин не отрицает исторических заслуг Петра в деле возвышения России и укрепления ее могущества, но обращает внимание на два аспекта. Во-первых, он прослеживает истоки петровских преобразований, подготовленных предшествующей мудрой, терпеливой политикой московских царей в течение двух столетий, и, во-вторых, резко критически оценивает насильственный характер мер, при помощи которых Пётр проводил политику «европеизации» страны. «Искореняя древние навыки, представляя их смешными, глупыми, хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в собственном их сердце», – писал Карамзин. Серьезной ошибкой Петра Карамзин считал принижение значения Православной церкви, уничтожение патриаршества, введение Святейшего Синода, контролируемого светской властью, что, по его мнению, привело к утрате Церковью своего священного назначения [53] .
53
Цит. по: Стенник Ю. В. Идея «древней» и «новой» России в литературе и общественно-политической мысли XVIII – начала XIX века. СПб., 2004. С. 243.
Оценки Карамзина важны и интересны не только для уяснения его историографической позиции и ее эволюции. Не меньшую ценность они представляют и в перспективе общего концептуального видения им судьбы страны и обоснования необходимости внести изменения в проводимый правительством курс реформ. Основой доказательства здесь для него служит тезис о самобытности России, ее особом пути. Н. В. Минаева обратила внимание, что этот тезис «сопряжен с уже укоренившимся представлением Карамзина о значении идеи национального достоинства. Впервые проявившееся в политической концепции Карамзина на ранних этапах увлечения его масонством представление о национальном достоинстве в “Записке” сливается с тезисом о самобытности пути русского исторического развития» [54] .
54
Минаева Н. В. Век Пушкина. М., 2007. С. 69.
Достоинства нации и народа, как мы понимаем сегодня, не могут попирать личного достоинства человека и гражданина. Одного не существует без другого. Искусственность такого противопоставления, надо полагать, была очевидной и для Карамзина, хотя проблема политической свободы, а также проблема отмены крепостного права в России действительно не рассматривались им как первоочередные. Это реальное противоречие трудно было разрешить, исходя из противостояния легитимизма – консерватизма свободе – либерализму. Необходим был синтез идеологий, их обобщение на другом уровне и другом витке истории, что позднее и попытались сделать последователи Карамзина, включая Каткова.
Конец ознакомительного фрагмента.