Михаил Лермонтов. Один меж небом и землей
Шрифт:
В новой редакции поэмы Демон уже не намеренно губит Тамару — он сам не властен над собой, он лишь рука судьбы в заведенном Творцом мироустройстве. Демон хочет, чтобы Тамара принадлежала только ему, и потому убирает со своего пути ее жениха, а когда конь приносит на брачный пир убитого всадника и Тамара рыдает от горя, Демон волшебным голосом утешает ее. Лермонтов — тоже волшебно — перекидывает ритмическое ударение в слоге: переходит с 4-стопного ямба на певучий 4-стопный хорей — и пишет словно бы не земными словами, а прозрачным, мерцающим светом и воздухом:
«На воздушном океане, Без руля и без ветрил, ТихоИ — вновь перелет: с неба на землю, соединение двух стихий.
Вновь чудесная перемена ритма — и пленительные стихи:
Лишь только ночь своим покровом Долины ваши осенит, Лишь только мир, волшебным словом Завороженный, замолчит, Лишь только ветер над скалою Увядшей шевельнет травою, И птичка, спрятанная в ней, Порхнет во мраке веселей, И под лозою виноградной, Росу небес глотая жадно, Цветок распустится ночной, Лишь только месяц золотой Из-за горы тихонько встанет И на тебя украдкой взглянет, К тебе я стану прилетать! Гостить я буду до денницы И на шелковые ресницы Сны золотые навевать…»Этот голос «чудно-новый», эта упокоительная песнь, где слиты воедино земная надмирность и надмирная земность, — эта колыбельная Демона, может быть, единственная в своем роде, упоительная по благозвучию, умиротворенности и небесной красоте… — какая земная душа перед этим устоит!..
И Тамара пала… Она попыталась поначалу спастись от обольстителя в монастыре, но во сне ли, наяву ли уже запечатлелось у нее на душе, как
Пришлец туманный и немой, Красой блистая неземной, К ее склонился изголовью; И взор его с такой любовью, Так грустно на нее смотрел, Как будто он об ней жалел. …………. Он был похож на вечер ясный — Ни день, ни ночь — ни мрак, ни свет!И в божественной обители, среди моленья, красавице монашке часто слышится знакомая речь, и там
Знакомый образ иногда Скользил без звука и следа В тумане легком фимиама: Он так смотрел! Он так манил! Он, мнилось, так несчастлив был!Демон слышит пение юной монахини:
И эта песнь была нежна, Как будто для земли она Была на небе сложена. ………………. И входит он, любить готовый, С душой, открытой для добра; И мыслит он, что жизни новой Пришла желанная пора…Какой искренней прямотой исполнено его чувство!..
Я враг небес, я зло природы, — И, видишь, я у ног твоих. Тебе принес я в умиленье Молитву тихую любви. ………….. Меня добру и небесам Ты возвратить могла бы словом. Твоей любви святым покровом Одетый, я предстал бы там, Как новый ангел в блеске новом…Тамаре, напуганной этой могучей, влекущей любовью, и грядущим «адом», Демон откровенно говорит:
Так что ж? ты будешь там со мной. Мы, дети вольные эфира, Тебя возьмем в свои края; И будешь ты царицей мира, Подруга вечная моя.Искушение? Возможно. Но — не обман.
Без сожаленья, без участья Смотреть на землю станешь ты, Где нет ни истинного счастья, Ни долговечной красоты; Где преступленья лишь да казни, Где страсти мелкой только жить, Где не умеют без боязни Ни ненавидеть, ни любить.Поистине, Демон «в любви, как в злобе», неизменен и велик!.. Тамара погибает от поцелуя Демона: как и обещал, он дарит ей вечность за миг. И странной улыбки, что застыла у нее на устах, никто не может разгадать:
Что в ней? Насмешка ль над судьбой, Непобедимое ль сомненье? Иль к жизни хладное презренье? Иль с небом гордая вражда?Что-то да есть. «Смертельный яд его лобзанья» проник в монахиню и запечатлелся на ее последней улыбке…
Демон — отражение в поднебесье и в небесах лермонтовского духа.
Этот образ рос, проявлялся и воплощался в слове вместе с самим поэтом и, наверное, потому попросту не мог быть законченным, как не завершается же вместе с земной жизнью человеческая душа. Это — осмысление земного существования и всего мироустройства с высоты вечного полета души. небу зачем-то не хватает земли: Демон, увидев впервые Тамару, вдруг возненавидел свою свободу, «как позор», и свою власть — и позавидовал невольно
Неполным радостям людей.И самому Лермонтову в будущей вечности недостает земного; в одном из стихотворений он напрямую говорит: «Что мне сиянье Божьей власти / И рай «святой»! / Я перенес земные страсти / Туда с собой». Наконец, речи Демона к Тамаре так похожи на любимые мысли Лермонтова о ничтожестве земных печалей, бренности человеческой жизни и труда.
По справедливому замечанию Сергея Андреевского, поэма «Демон» из всех больших произведений Лермонтова «как бы наиболее связана» с представлением о его музе.