Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
Если же кто из родственников пытался предать земле изуродованное тело отца или брата по обычаю христианскому, то ему и самому угрожала та же участь. Церковь молчала. Молящиеся были рассеяны. Только с высоты колокольни сиял символ правды, мира и любви…
Население Округа, охваченное ужасом, металось по хуторам и буеракам, всячески укрываясь, чтобы не попасть в распоряжение чеки. Ненависть к новой чужой власти росла не по дням, а по часам. По хуторам бродили команды мародеров, забиравшие скот, лошадей, казачий хлебец, перетрясая сундуки, отыскивая «белопогонников». На все жалобы хуторских обществ отвечали усилением террора.
Казаки, доведенные до крайнего отчаяния, под всякими предлогами пробирались из одного хутора в другой, собирали сведения о количестве хуторов, которые готовы к неизбежному восстанию.
ВОССТАНИЕ
Свыше 500 обезображенных трупов верхнедонцев, замученных чекой в течение сорокадневного красного террора, были разбросаны по оврагам, по песчаной степи, в глуши кустарников, никем не посещаемые, никем не погребаемые. Эти мученики вопили о мщении за кровь, слезы женщин и детей, за сожженные хижины, за честь священных символов, растоптанных в ногах сатанинской прихоти.
Комиссары хотя и обезоружили казаков (под страхом смертной казни), но все-таки казаки часть оружия припрятали «про черный день». День этот близился. Возмущение и ненависть к разгулявшемуся террору росли. Тем временем чекисты приступили к учету награбленного, не замечая скрытого гнева народа. Казаки с особой осторожностью поддерживали беспрерывную связь между хуторами и станицами, выжидая момент, чтобы отплатить красным убийцам, залившим кровью родной край.
Донская армия в декабре 1918 года, отступая к Новочеркасску, уничтожила железнодорожные мосты: Лиски, Чертково, Миллерово, Донской Калач, Серебряково13 и т. д., чем заставила красных, впредь до исправления последних, избрать сухопутные коммуникационные пути: I) ст. Калач – Воронежская губ., ст. Казанская, Миллерово; 2) станция Серебряково, Усть-Медведица, Царицын, Большой, Горбаты, ст. Боковская, ел. Астахове и Миллерово, по которым тащились обозы с продуктами, боевыми припасами и проходили эшелоны солдат для пополнения частей фронта, давая значительный отдых в станицах Казанской, Вешенской и Усть-Медведицкой.
Казаки хутора Шумилина (Казан, ст.), зорко наблюдая за передвижениями частей красного пополнения, в ночь под 26 февраля 1919 года напали на спящий карательный отряд, расположенный в том же хуторе. Комиссары были уничтожены; истребив отряд грабителей в хут. Шумилине, доблестные шумилинцы с присоединившимися казаками ближайших хуторов в конном строю помчались в ст. Казанскую, уничтожая по пути красных. В попутных же хуторах призывали казаков присоединиться, и все, кто мог, седлали коней и спешили к родной станице. Около пяти часов ночи под вой зимней вьюги конные повстанцы под командою подхорунжих и урядников окружили ст. Казанскую. Разбившись на группы и определив роль каждой, повстанцы в пешем строю бесшумно двинулись в центр станицы, «ликвидируя» на месте патрули и часовых. Комиссары, предавшиеся сладкому сну после только что окончившегося танцевального вечера, состоявшегося в эту ночь, были разбужены и завыли в отчаянной тревоге. Солдаты карательного отряда, которых было 300 человек при 20 пулеметах, и эшелон около 1000 штыков, как раз шедший на пополнение фронта, бросились к оружию, но скоро обратились в бегство, укрываясь по дворам, в садах и темных углах станичных построек. Некоторые комиссары пробовали задержать бегущих солдат, но увы! спасения нет, всюду повстанцы! всюду смерть! Стрельба, крики, стоны, неразборчивые команды звучали сквозь сумрак зимней ночи. Комиссары бросились к телефону, чтобы уведомить соседние станицы о вспыхнувшем восстании, но были перебиты повстанцами, занявшими почтовые и телеграфные станции. С наступлением рассвета 26 февраля еще продолжались частичные схватки, но к 10 часам дня побоище было окончено. По окончании боя восставшими было захвачено: один миллион ружейных патронов, восемь орудий, несколько сот артиллерийских снарядов, винтовки, мотоциклеты, 50 пулеметов и пр. предметы, которые были редкой ценностью для повстанцев.
Уничтожив красных в Казанской, восставшие, в количестве 250 человек, двинулись на станицу Мигулинскую, лежавшую в 12 верстах от Казанской, захватывая сторожевые пункты наблюдателей. Комиссары Мигулинского исполкома, не зная о восстании казаков в Казанской, то и дело звонили по телефону в Казанскую, справляясь о положении, но восставшие неизменно отвечали: «Все спокойно!»
26 февраля, около 3 часов дня, на окраинах станицы Мигулинской послышалась редкая стрельба. Четыре конные сотни, подошедшие с хуторов – Дубровский, Варварин и Казанской, окружили станицу, наступая в центр и изредка открывая огонь из пулеметов.
Комиссары, встревоженные пулеметной стрельбой, да еще днем (так как они обыкновенно стреляли ночью), торопились узнать, что за стрельба? Узнают, что станица окружена восставшими казаками, которые оцепили все выходы.
«Товарищи, спасайся!» – крикнул комиссар исполкома. Красные московские люди, охваченные паникой, бросились в казачьи дворы, вымаливая спасение у тех, у которых только что выворачивали душу и карманы. С испуганными лицами бегали красные из улицы в улицу с целью выскользнуть из осажденной станицы, но всюду натыкались на восставших, корчась в судорогах под острием штыка, шашек и прикладов.
Истребив мигулинский гарнизон, освободив обреченных на смерть, казаки отдельными отрядами, под командой выборных командиров, двинулись вперед, занимая впереди лежащие хутора по-станично, истребляя бродячие шайки красных. В ночь под 27 февраля конная сотня в составе 100 человек из казаков Солоновского, Решетовского и Чиганацкого хуторов, под командою подхорунжего Емельяна В. Ермакова14, выступила на Вешенскую с целью застать врасплох окружной ревком и трибунал. Главари же, комиссары Решетков, Рожков и др., пронюхали уже, что станицы Казанская и Мигулинская в руках восставших, что группа конных казаков наступает на Вешенскую со стороны реки Решетовки, в ту же ночь бежали в станицу Еланскую, оставив в занимаемых ими квартирах все ценности и даже личные вещи, не предупредивши об этом коменданта местного карательного отряда. Утром 27 февраля красный комендант округа, узнавши об исчезновении комиссара и чеки, сейчас же принял меры к обороне, для чего вызвал гарнизон, в котором насчитывалось 350 штыков при 12 пулеметах, и занял оборонительное положение. Ровно в 9 часов утра 27 февраля конница восставших казаков рассыпалась лавой и, прикрываясь песчаными буграми, таловыми кустарниками и бором молодой сосны, незаметно для противника окружила станицу с запада, севера и востока с расчетом, что разбитый противник бросится через Дон, где должен быть встречен базковской восставшей группой.
Приблизившись к станице, восставшие открыли редкий ружейный огонь со всех окраин, делая демонстративные перебежки из улицы в улицу для того, чтобы не дать возможности противнику учесть силы наступающих. Красные, занявшие оборонительное положение, открыли ружейный и пулеметный огонь по всем исходящим улицам. Огонь с каждой минутой усиливался, щелкали винтовки, тарахтели пулеметы, пули со свистом щелкали по крышам, камням, со звоном летели стекла окон, испуганные жители забирались в погреба и подвалы. Полурота красных, при двух пулеметах, удерживала северо-западную рощу для того, чтобы не дать возможности восставшим обойти станицу левым берегом Дона, но была сбита; отступая, оставили 2 пулемета. Комендант красного гарнизона, оказавшийся в опасном положении, командовал: «Товарищи, за мной!» – и все красные бросались в бегство через Дон; атакующие казаки из западной рощи и станицы расстреливали убегающих солдат перекрестным огнем. Нерешительность казаков базковской группы, не выступивших в условленное время, дала возможность красным укрыться в густой роще в займище.
Три главные станицы Верхне-Донского округа были очищены, необходимо было стремительным движением вперед уничтожить бегущие остатки красных и захватить военный склад в станице Каргиновской.
Конная группа красных казаков, которая выбивала красных из Вешенской, будучи всю ночь в холодной степи, оказалась не в состоянии преследовать красных, измученным лошадям и людям требовался хотя бы короткий отдых.
Того же 27 февраля была объявлена мобилизация, и нарочные помчались с приказом по хуторам. Я же, учитывая цену связи и объединения, телефонограммой № 1 подчинил себе военные отряды станиц Казанской и Мигулинской и приказал формировать боевые отряды на местах властью командиров действующих частей; держать прочную связь с соседними частями и не забывать про взаимную выручку в бою. Правобережные хутора станицы Вешенской, до которых еще не докатился красный террор, на призыв восставших отвечали нерешительно.
Положение осложнялось; появившиеся темные силы – наемные рабы красных, повели усиленную агитацию, нашептывая казакам, что борьба с Красной Армией бесполезна. Я, не дожидаясь результатов объявленной мобилизации, приказал хорунжему Х.В. Ермакову15 немедленно сорганизовать правобережный боевой отряд и ждать дальнейших указаний. Поддерживая боевой порыв авангардов, мне необходимо было выяснить окончательное решение тех казаков, которые объявили «нейтралитет»; я совместно с членами окружного и станичного советов Д. и Б.16 собрал публичное собрание, на котором объяснил те последствия, которые ожидают нас за нерешительность и трусость, и потребовал положительного ответа, причем произнес краткую речь такого приблизительно содержания: