Михаил Строгов
Шрифт:
— А если я отправлюсь вместе с солнцем? — спросил эмир, слушавший с совершенно бесстрастным лицом.
— Отправиться вместе с солнцем, — ответствовал Иван Огарев, — это значит направиться в сторону Европы, то есть быстро покорить сибирские края от Тобольска до Уральских гор.
— А если я двинусь навстречу небесному светилу?
— Двинуться навстречу — значит подчинить татарскому владычеству вместе с Иркутском еще и богатейшие земли Центральной Азии.
— А как же армии петербургского султана? — спросил Феофар-хан, обозначив этим странным титулом императора России.
— Его тебе нечего бояться — ни на восходе, ни на закате, — ответил Иван Огарев. — Нападение было внезапным, и прежде чем русская армия сможет прийти на помощь, Иркутск или Тобольск уже падут к твоим ногам. Царские войска раздавлены у Колывани, и так они будут раздавлены везде, где твои солдаты вступят в бой с безрассудными солдатами Запада.
— А какую мысль подсказывает тебе твоя преданность татарскому делу? — помолчав немного, спросил эмир.
— Моя мысль, — живо отозвался Иван Огарев, — идти навстречу солнцу! Отдать травы восточных степей на съедение туркменским коням! Взять Иркутск, столицу восточных владений царя, а вместе с ней — заложника, захват которого стоит целой страны. Пусть, за отсутствием царя, в твои руки попадет Великий князь, его брат.
В этом заключалась главная цель, которую преследовал Иван Огарев. Слушая эти речи, можно было подумать, что перед вами один из жестоких потомков Степана Разина, знаменитого разбойника, опустошавшего в XVII веке Южную Россию. Захватить Великого князя и беспощадно с ним расправиться — значило бы полностью удовлетворить свою ненависть! Кроме того, взятие Иркутска вело к незамедлительному переходу под татарское господство всей Восточной Сибири.
— Так тому и быть, Иван, — ответил Феофар.
— Каковы твои повеления, такшир?
— Уже сегодня наша штаб-квартира будет перенесена в Томск.
Иван Огарев поклонился и, сопровождаемый хуш-беги, удалился — распорядиться о выполнении приказов эмира.
Когда он уже собирался сесть на коня, чтобы вернуться к аванпостам, неподалеку, в той части лагеря, которая была отведена для пленных, поднялась неожиданно какая-то суматоха. Послышались крики, прогремело два или три выстрела. Что это — попытка бунта или побега, которую следовало незамедлительно пресечь?
Иван Огарев и хуш-беги сделали несколько шагов вперед, и почти тут же перед ними появились два человека, которых солдатам не удалось удержать.
Хуш-беги, не дожидаясь разъяснений, сделал жест, означавший предание смерти, и головы двух пленников должны были вот-вот скатиться наземь, но Иван Огарев произнес несколько слов, и занесенные сабли замерли.
Русский — он понял, что эти пленники были иностранцы, и приказал подвести их ближе.
Это были Гарри Блаунт и Альсид Жоливэ.
Как только Иван Огарев прибыл в лагерь, они потребовали, чтобы их к нему провели. Солдаты отказались. Отсюда и драка, и попытка побега, выстрелы, которые лишь по счастливой случайности не задели журналистов. Однако — не вмешайся первый заместитель эмира — их казнь была бы неминуема.
Какое-то время Иван Огарев разглядывал пленников, которые были ему совершенно незнакомы. Они, как все помнят, присутствовали при известной сцене на ишимской почтовой станции, когда Иван Огарев ударил Михаила Строгова; однако на этих путников, находившихся в тот момент в общем зале, он тогда никакого внимания не обратил.
Гарри Блаунт и Альсид Жоливэ, напротив, сразу же его узнали, и француз вполголоса произнес:
— Вот те на! Похоже, полковник Огарев и ишимский грубиян — одно и то же лицо!
Затем, на ухо своему спутнику, он добавил:
— Изложите ему наше дело, Блаунт. Вы окажете мне услугу. Этот русский полковник в татарском стане вызывает у меня омерзение, и, хотя благодаря ему голова моя все еще цела, глаза мои, боюсь, с презрением отвернутся, не захотят его лицезреть!
И, сказав это, Альсид Жоливэ изобразил полное, высокомерное безразличие.
Понял ли Иван Огарев, насколько оскорбительной была для него позиция, занятая пленником? Во всяком случае, он никак этого не обнаружил.
— Кто вы, господа? — спросил он по-русски и очень холодно, но без привычной для него грубости.
— Корреспонденты из английской и французской газет, — лаконично ответил Гарри Блаунт.
— У вас, конечно, есть бумаги, удостоверяющие личность?
— Вот письма, аккредитующие нас в России при английской и французской государственных канцеляриях.
Иван Огарев взял письма, которые протягивал ему Гарри Блаунт, и внимательно их прочел. Потом спросил:
— Вы требуете разрешения следить за нашими военными операциями в Сибири?
— Мы требуем свободы, вот и все, — сухо ответил английский корреспондент.
— Вы свободны, господа, — объявил Иван Огарев. — И я с интересом почитал бы ваши заметки в «Daily Telegraph».
— Это будет вам стоить, сударь, — сообщил Гарри Блаунт с самым невозмутимым равнодушием, — шесть пенсов номер плюс почтовые расходы.
После чего он повернулся к своему компаньону, который, по всей видимости, полностью одобрил его ответ.
Иван Огарев, не моргнув глазом, сел на коня, занял место в голове своего эскорта и вскоре исчез в облаке пыли.
— Итак, господин Жоливэ, что вы думаете о полковнике Иване Огареве, главнокомандующем татарскими войсками? — спросил Гарри Блаунт.
— Я думаю, дорогой собрат, — с улыбкой ответил Альсид Жоливэ, — что у этого хуш-беги получился очень красивый жест, когда он приказывал отсечь нам головы!