Михаил Тухачевский - жизнь и смерть 'Красного маршала'
Шрифт:
Для несостоявшихся дуэлянтов все закончилось относительно благополучно, в чем немалая заслуга Тухачевского. Но командующий за неумение сработаться с Реввоенсоветом и нежелание признать право комиссаров вмешиваться в собственно военные вопросы поплатился, как мы уже сказали, переводом в военную академию.
Здесь он долго не задержался, также вступив в острые споры с академической профессурой из кадровых полковников и генералов царской армии о путях развития советских вооруженных сил и военного искусства. О его работе в академии я скажу немного погодя. Пока же отмечу только, что скорее всего тогда, в Москве, и завязался разрушивший второй брак Тухачевского роман с Чернолусской или с кем-то еще.
В январе 1922 года Михаила Николаевича вернули командовать Западным фронтом. На этом посту он оставался до конца марта 1924 года. Возможно, его возвращение
"Партия верила Тухачевскому, верит и будет верить".
Очевидно, поводом к доносу послужил второй развод Тухачевского и его внебрачные связи. Фрунзе, естественно, не стал губить друга. А, кроме того, если бы тогда давали ход каждой "аморалке", Красная Армия рисковала вообще остаться без командного состава, да и без значительной части комиссаров.
Фрунзе занял посты начальника Штаба РККА и заместителя председателя Реввоенсовета Республики в марте 1924 года. Очевидно, к этому времени и относится донос на Тухачевского. На этот донос Фрунзе отреагировал повышением Тухачевского в должности. Михаил Николаевич с апреля 1924 года занял пост помощника начальника Штаба РККА. А его недругов из Политуправления Западного фронта вскоре убрали. Как свидетельствует И. А. Телятников:
"Сама жизнь отвела облыжные наветы. Менее чем через год М. Н. Тухачевский опять вернулся в Смоленск. Его назначили командовать Западным военным округом. А Касаткин со своими приспешниками исчез".
Здесь мемуарист, опять-таки, контаминирует два конфликта. Ведь вернулся Тухачевский в Смоленск после первого конфликта еще в 1922 году, а Касаткин оставался на своем посту и в 1923-м, о февраля по декабрь даже временно исполняя должность члена РВС Западного фронта. А вот Васильева (возможно, именно он фигурирует у Лидии Норд под фамилией Смирнов) с поста секретаря партбюро убрали еще до "второго пришествия" Тухачевского. Вероятно, в Москве решили наказать инициатора склоки, чтобы хоть немного притормозить поток кляуз. Место Васильева занял Телятников. В своих воспоминаниях он приводит разговор с командующим, когда тот вновь становился на партийный учет и отдал секретарю парткома личное дело, где были собраны все материалы по поводу первого конфликта. Пока Телятников листал весьма пухлую папку, Тухачевский заявил ему:
"Вы должны до конца рассеять все недоразумения, которые причинили мне столько неприятностей. Военкомов в штабах теперь нет, начальник штаба беспартийный. Вся моя надежда на вас, и потомив отношениях между нами нужна полная ясность. Я хорошо понимаю и высоко ценю политорганы и партийные организации. Сам начал службу в Красной Армии с должности политического комиссара..."
Телятников утверждал:
"Беседа наша затянулась за полночь. Михаил Николаевич подробно рассказывал о своем жизненном пути, объяснял побуждения, которые привели его в ряды большевистской партии. Но больше всего, разумеется, мы старались разобраться в причинах, повлекших за собой прошлогодние нападки на Тухачевского. Из долгой этой беседы я вынес твердое убеждение, что Тухачевский - человек честный, искренний, хотя вокруг него плетут интриги. Есть люди, которые завидуют ему. В годы гражданской войны он чувствовал внимание к себе со стороны Владимира Ильича и очень гордился тем, что выполнял ряд важных ленинских поручений. Иногда это делалось вопреки желанию руководителей военного ведомства, и с годами у них сложилась стойкая неприязнь к Тухачевскому".
Казалось бы, в неискренности в данном случае можно заподозрить или Телятникова, или самого Тухачевского. Ведь мы уже неоднократно убеждались, что в период гражданской войны командарм военкомов не слишком-то жаловал и отстаивал право командиров-коммунистов командовать без надзора со стороны бдительных комиссаров. Но мне представляется, что не лукавили ни мемуарист, ни его собеседник. Одним из основных качеств Тухачевского, обеспечивших стремительное развитие его карьеры,
"Он помимо прочих талантов принес с собой и чрезвычайную способность подстраиваться, позволившую ему обойти стороной неисчислимые рифы в водовороте революции, добраться до поначалу неприступного поста".
В какой-то степени это так, хотя ничего чрезвычайного в "подстраивании" самого молодого марашала Красной Армии на самом деле не было. Тухачевский, как человек умный и воспитанный, несомненно, строил разговор с любым собеседником так, чтобы без нужды его не раздражать, а тем более озлоблять. Вот и беседуя с секретарем партбюро, он, конечно же, не стал говорить ему о ненужности института комиссаров в армии, а постарался найти "точки соприкосновения", подчеркнул, что сам начал службу военкомом... Да и не мог Михаил Николаевич отрицать роль партийных организаций в Красной Армии, если сам вступил в партию после Октябрьской революции и именно в большевистской партии видел средство к возрождению мощи русской армии, по крайней мере в первые годы Советской власти. Другое дело, что "подстраивание" под собеседника у Тухачевского не было никак связано со склонностью к интриганству. Наоборот, если вспомнить его перемещения по фронтам гражданской войны, часто вызванные конфликтами с членами Реввоенсовета и вышестоящими начальниками, то видно, что ни разу противники молодого командарма не поплатились в результате стычки с ним своими постами. Да и на новые должности Тухачевский назначался только вследствие своих организаторских, волевых и полководческих качеств и никоим образом не способствовал смещению предшественников, чтобы освободить место себе. Он не плел интриги против других, а сам становился жертвой зависти и интриганства. И последняя интрига против Тухачевского, как мы знаем, привела его к гибели.
При том, что Михаил Николаевич оставался в большой мере чужим для командиров и комиссаров рабоче-крестьянского происхождения и с дореволюционным партийным стажем, он уже не был своим и для основной массы служивших в Красной Армии бывших царских офицеров и генералов. Об этом хорошо пишет Лидия Норд: "Долгую и упорную борьбу вел Тухачевский, отстаивая права "квалифицированного состава армии", беспартийных военных специалистов из бывших офицеров. Многие комиссары и политработники не скрывали своего недоверия к ним и при первом удобном случае бежали жаловаться на них в Особые отделы. Бывшие офицеры в большинстве случаев жаловаться туда не бегали, а когда становилось невтерпеж, подавали рапорт по начальству о невозможности работать в таких условиях. Тухачевский очень внимательно относился к таким рапортам и немедленно приказывал разобрать каждое дело и доложить ему. Успешно отстаивал он и тех, кого хотели по необоснованным доносам демобилизовать из армии. Он разбивал логическими доводами все вздорные обвинения и, в случае необходимости, писал рапорт в Реввоенсовет в Москву...
Но у Тухачевского было много недоброжелателей и из среды бывших офицеров... Отчасти играла роль обида, что бывшему генералу или полковнику, которые считали, что их военный опыт и знания намного превосходят опыт и военную подготовку Тухачевского, приходится подчиняться 29-летнему командарму, "щелкоперу из поручиков". Особенно остро почувствовалась обида, когда дошли слухи, что Тухачевский просил в Москве об откомандировании из его армии (а позже, когда он был начальником Ленинградского Военного Округа, то и из некоторых частей этого округа) наиболее пожилых строевых командиров. Тухачевский ходатайствовал о назначении их в военные академии и на курсы усовершенствования командного состава, где они могли бы принести большую пользу своими знаниями.
Тухачевский тянул вверх наиболее молодых и способных, предпочитая их более опытным "старикам". Он считал, что предельный возраст командира полка не должен превышать 50 лет.
"В этом возрасте уже человек изнашивается, начинает страдать подагрой, ревматизмом, сердцем и прочим, - говорил он.
– Куда же ему при нынешней маневренности командовать частью?"
Старые строевики сочли свой перевод на преподавательские должности "равносильным отставке".
Не ладил Тухачевский и с теми, кто устроился в Красную Армию, как на хорошо оплачиваемое, гарантирующее известную безопасность место, и потом оказался нерадивым хозяином своей части.