Михаил Тверской: Крыло голубиное
Шрифт:
— Припугнул — довольно! — оборвал его Михаил.
— Да. — Говорить было не о чем.
Михаилу стало вдруг жаль старика, и он сказал:
— Только знай, великий князь Дмитрий Александрыч, еще раз зажжется на Тверь идти — подумай. Ворота я тебе все равно не отворю, но уж опоры на Твери не ищи.
В этих словах Михаила был малый путь к примирению, почти невидная стежка, однако Дмитрию Александровичу теперь оказалось довольно и ее, и он охотно по ней пошел.
Покоренная Тверь была
— Ладно, князь, будь по-твоему… — Дмитрий Александрович вздохнул. — Но и ты, Михаил Ярославич, дай поруку со мной быть против Андрея.
— Обещаю против тебя не идти, — глядя великому князю в глаза, твердо сказал Михаил.
— Безумен он… — начал было опять Дмитрий Александрович о том, что мучило его больше всего, но Михаил снова прервал его:
— Знаю. Потому я ему не помощник. Но и за тебя Тверь под татар не поставлю. Так что ты уж сам с ним реши.
По глазам Михаила Дмитрий Александрович понял, что боле ничего не добьется.
— Ну, прости, Михаил Ярославич.
— Ты прощай, Дмитрий Александрович. — Михаил склонил голову, отдавая должное великому князю. А когда Дмитрий Александрович повернулся уйти, спросил — Брат, кто отца погубил?
Великий князь остановился, вздрогнув спиной, медленно повернулся и глянул Михаилу в глаза. Взгляд его был насмешлив.
— Вон ты о чем… — Он помолчал, а после просто ответил: — Не знаю, Миша. — И усмехнулся, впрочем не отводя взгляда. — Много на мой счет чужих грехов кладут, но этот на себя не возьму. Я отца твоего не травил.
— Не о тебе речь… — Впервые за разговор Михаилу стало неловко, муторно — тяжело ему давалось пытать. — Знать мне надо… Он же у тебя на лодье, на руках твоих помер!
— Так, — согласно кивнул Дмитрий Александрович. — Пили из одной братины, хлеб один ели… — Он помедлил, словно сомневался, говорить или не говорить. — Думал я про то, Михаил. Однако не знаю! Да и хмельной я был, пир-то уж к концу шел, когда Ярослав вдруг вскочил, схватился за горло, ну и пена у него ртом пошла, вроде как отравили.
— Кто?!
— Сам знаешь — на меня указали! — Дмитрий Александрович дернул шеей, похоже, как брат Андрей, и выдохнул: — Богом клянусь, я своим родичам кровь не лил! Не травил я его!..
Обеими руками великий князь сильно потер виски, будто сгоняя боль. Потом спросил:
— Неужто Ксения Юрьевна мне не поверила?
— Матушка тебе верит. И я знаю, что не ты это. Иначе б не говорил с тобой. — Михаил отвернулся к окну. — Только если ты понял, что отравили, как же ты не дознался? Неужели и догадки не было никакой?
— Догадка потом пришла…
— Ну?!
Дмитрий Александрович словно взвешивал, стоит ли открываться. А затем, видно взвесив, спросил:
— Жив Ратибор-то, новгородский пес?
— Жив, и что?
— А ты у него спроси.
— Что?
— То-то и оно — что? — Дмитрий Александрович подошел к Михаилу вплотную, так, что стало слышно его дыхание.
— Сдается мне, не просто так его тогда татары на лодью в кровавых тряпках закинули.
— Так его же отец откупил, — возразил Михаил.
— Не знаю, — великий князь с сомнением покачал головой, — пойди-ка неверного доносчика откупи у татар. Мне Ярослав-то про откуп не говорил. А помню, он нарочно сам удивлялся, что Тимурка его холопу жизнь сохранил. Зачем?
Михаил молчал.
— То-то… Да больно скоро он зажил-то после пыток. Слышал, поди, как в Орде-то пытают? — Он знающе, уважительно хмыкнул. — И на кой они ему другой глаз не выкололи, а? Шибко милостивы, вот что скажу! — Дмитрий Александрович еще приблизился и прошипел Михаилу в самое ухо: — Видать, нужен им был его глаз, раз оставили.
— Что ж ты раньше-то не сказал?!
— В горячке не подумал тогда. Да глаз еще этот смутил, разве сразу подумаешь?! — Дмитрий Александрович махнул белой, вялой рукой. — Потом уж… А вроде и ни к чему, и забылось, и не докажешь. Да ведь врагов еще много: коли стал бы я про то поминать, против меня бы и обернули… Так что, коли жив Ратибор, ты уж сам поспрошай у него.
Михаил глядел на князя, но не видел его. Перед ним стояло жалкое лицо Ратибора, резаные, дряблые щеки, глаз, во всякое время готовый закапать слезами…
— Знай, Михаил: у князей врагов много. И не тот враг, что на виду, а тот, кто руку твою, как пес, лижет, — издалека пришли слова Дмитрия Александровича. — Ты уж поберегись, брат, тебе править долго.
— Поберегусь, — отозвался Михаил.
Прежде чем уйти, великий князь все же еще спросил:
— Что ж, не поможешь мне против Андрея?
— Против тебя не пойду, — повторил Михаил.
— Мало мне того, Михаил! — в сердцах крикнул Дмитрий Александрович и стукнул себя кулаком по ляжке.
И Михаил, не сдержав досады, снова сорвался:
— Да где ж тебе больше взять? Всю-у Русь вы с братом на ножи поставили!..
— Не тебе винить! — крикнул великий князь и, не простившись, кривя и забирая по половицам высокими сапогами из желтой скоры, пошел из сеней.
Михаил сидел на лавке, привалившись спиной к стене, вытянув ноги и уставившись взглядом в изжелта-белый древесный узор на полу.