Михаил Тверской: Крыло голубиное
Шрифт:
— Не могу, батюшка! — обернул он к отцу вспыхнувшие от слез глаза.
— Отпусти ее, так… — выдохнул Михаил Ярославич.
Дмитрий разжал ладонь. Голубка слепо вспорхнула, наугад опустилась на голубятню, не видя, недоуменно глянула вниз, где стояли чудные люди, и начала охорашиваться, поправляя перья, смятые неловкой детской рукой.
А Дмитрий, бросив нож, с ревом кинулся в ноги к отцу.
Помога украдкой перекрестился за княжича.
— Ну, что ж ты плачешь-то, Дмитрий?.. — утешал Михаил Ярославич сына. — Милость-то — она радостна. А впредь будешь знать, каково казнить. Попомни — не по обиде казнят. Убить можно, только
Княжич, хлюпая носом, но пряча от окольных мокрое лицо, послушно поднял нож, обтер жало о порты и вернул отцу.
— Так когда казнить следует? — спросил Михаил Ярославич.
— Когда сердце не терпит, — остатне всхлипнув, проговорил сын.
— Ну, и по вине разумей. Ступай…
Когда Дмитрий исчез в ближних сумерках, удивленно качая головой, Помога Андреич заметил:
— А ить мог бы он голубку-то порешить.
— Мог бы, — согласился Михаил Ярославич. — Да Бог его уберег… — помолчав, добавил он и перекрестил вослед сына.
Будто любопытствуя, одна за одной на небо скоро взбегали звезды.
Свечи в головах потускнели от полной луны, залившей двор таким ярким светом, что хоть дрова коли.
Бывают такие ночи и у людей, когда им сколько ни дай любви, а все мало, будто ласками впрок напасаются. Но разве любовью впрок напасешься?..
— Боюсь я…
— Чего?
— Не знаю. Только уж больно все ныне ладится.
— Так и должно.
— А помнишь, старцы про звезду тебе толковали?
— Так что?
Поди, уж года четыре тому назад явлена была над землею в дымных космах невиданного огня летучая звезда. Звезда та была обколиста, мутноглаза, горела неверно и предвещала худое. Говорили, что такую звезду видели и перед тем, как грянула на Русь Батыева татарва.
Тогда посетили князя старцы из Желтикова монастыря. Пророчили земле беды, а князю смерть… Прогнал тех старцев Михаил Ярославич, ибо своей жизни никто не ведает, и им про то знать не дано.
— Может, оно-то и есть?
— Да что?
Михаил слышал, как бьется женино сердце. Всем телом она прильнула к нему, а ее густые, длинные волосы тяжелой и мягкой волной накрыли его глаза.
— Да то, что Юрий-то на Москве силы копит.
Но Михаил вдыхал травяной, хмельной запах ее волос и сильного тела, и ничто не могло растревожить ныне его.
— Далась вам эта Москва…
— Али они не знают, что в Писании сказано: худо той земле, где князь отрок и не по роду… Чего им надоть-то?
— Надоть… — откликнулся тихо князь, ведя рукой вдоль спины к зрелым, широким жениным бедрам, которых всегда он касался с трепетом, будто наново, так они поражали его обильем и тайной ласковой теплотой.
— Ай! — сказала княгиня и засмеялась, щекоча ему грудь жарким дыханием. — Поди, стомился уж, князь, боле-то разве надоть?
— Надоть! — сказал он, вдохнув свежий и горький запах ее подмышек.
Приподнявшись, Михаил положил Анну на спину и миг любовался, как, тяжело, налито колыхнувшись, уставились в потолок наметанными стогами женины груди.
— Чтой-то Дмитрий-то нынче плакал?.. — успела еще вспомнить княгиня, однако тут же и позабыла, о чем она вспомнила…
Сколь долог был радостный день, столь коротка счастливая ночь.
Князя подняли до рассвета. Из Городца спешно прибежали бояре с вестью, которую уже ждали: освободив Русь от тягостного правления, умер великий князь Андрей Александрович.
7
Андреева смерть всколыхнула Русь до мятежей и бессудных убийств. По городам били Андреевых наместников, неугодных бояр и, как уж водится, всяких прочих, кто когда-то кому-то успел досадить, а теперь вдруг попал под горячую руку. Из Костромы, Нижнего, Звенигорода, Городца и других земель бежали в Тверь искать защиты и милости у нового великого князя те, кто успел убежать. Прежде всего следовало остановить резню и навести порядок, но тут еще к общей смуте московский князь Юрий Даниилович объявил всенародно, что идет в Орду искать великого княжения в обход дяди, Михаила Ярославича Тверского.
Вроде бы и не страшен вор, что криком обнаруживает свое воровство, однако странно было Михаилу Ярославичу именно то, что племянник вопил о своем воровстве на весь свет.
Как ни безмолвна и ни унижена Русь, но в самом деле, нельзя же не считаться хоть с тем единодушием, какое проявили ее земли и города (исключая Москву), признав очевидное главенство и старшинство тверского князя, в чем Михаил Ярославич имел бесчисленные уверения. Вольный Великий Новгород и тот изъявлял покорность Михаиловой власти…
Разумеется, для вступления на престол великого княжения одного согласия и признания Руси было мало, утвердить князя на большом владимирском столе мог лишь ярлык с алой ханской тамгою. Михаил Ярославич прекрасно то понимал и потому торопился в Орду. Но, видать, про то же думал и Юрий, раз так, не стыдясь позора, открыто и явно кричал о собственном бесчестье и воровстве. Знать, были у него к тому расчеты и тайные основания. Без причины-то и прыщ на носу не полезет… Для того чтобы возжелать стать великим князем, мало одной гордыни. Сила нужна. А силу на Михаила Ярославича Юрий мог отыскать лишь у хана. А почему бы и нет? Разве хан Тохта обещал пособлять Михаилу? Слово ему какое давал? Да и что слово хана?
А главное здесь и вовсе в другом: коли русские обычаи не в чести у самих русских князей, какого уважения к ним можно ждать от татар? Хорошо еще, если Юрий, крича о своих притязаниях, только надеялся на бесправие, какое, очень даже возможно, выгодно ныне хану, хуже, если и кричал-то он по указке Тохты…
Кроме того, Михаил Ярославич понял уже волчий норов московского князя, который к тому времени вполне проявился.
По смерти отца Даниила Александровича — еще и сорокоуст не успели отпеть — Юрий уж прихватил у Смоленска Можайск, взяв в полон Федорова племянника, можайского князя Святослава Глебовича. Год минул с тех пор, как Святослав оказался в Москве живым залогом у Юрия в знак московской воли над бывшей смоленской вотчиной. Что уж говорить о Константине Романовиче, по сю пору томившемся в неволе? В нарушение отцовского слова братья Даниловичи так и не отпустили его из Москвы. Или им мало одной Коломны и они удумали теперь всю Рязань под Москву забрать? Одним словом, по всему выходило, что в отношениях с Юрием нельзя брать в расчет понятия о совести и законе…