Михаил Васильевич Ломоносов. 1711-1765
Шрифт:
«Я сам и не совершу, однако, начну, то будет
другим после меня легче сделать».
В марте 1758 года президент Академии наук К. Разумовский поручил Ломоносову «особливое прилежное старание и смотрение, дабы в Академическом Историческом и Географическом собраниях… все происходило порядочно и каждый бы должность свою в силу регламента и данных особливых инструкций отправлял со всяким усердием».
Ломоносов до конца дней сохранил живую любознательность и как бы врожденное пристрастие к наукам, изучающим лик Земли, очертания и покровы неведомых берегов, движения ветра и капризы морских глубин. Как орел, парит он над огромной и величественной Россией, удивляясь и радуясь ее бескрайным просторам.
Сколько творческой радости — изучить и возделать огромную прекрасную страну, ступить впервые туда, где еще не была нога человека:
Коль многи смертным неизвестны ТворитЛомоносов взялся за управление Географическим департаментом, как за родное и близкое ему дело. В задачу департамента входило составление генеральной карты России, для чего велись астрономические, и геодезические наблюдения, собирались картографические материалы и рассылались особые экспедиции. Еще Петр I уделял большое внимание географическому изучению и картографированию нашей страны. Он посылал «для сочинения ландкарт» учеников Морской академии, «навыкших» в географии и геодезии, в разные концы России. Образованный в 1739 году Географический департамент делал большие и полезные дела. В департаменте были сосредоточены все картографические работы для подготовлявшегося к печати «Атласа Российской империи». Над составлением атласа трудились И. Делиль, Леонард Эйлер и астроном Гейнзиус. Большое значение для полноты атласа имели географические материалы, собранные И. К. Кириловым и переданные департаменту после его отъезда в Оренбургскую экспедицию. Эйлер, потерявший на этой кропотливой и трудоемкой работе один глаз, потом с гордостью писал, что «география Российская через мои и господина профессора Гейнзиуса труды произведена гораздо в исправнейшее состояние, нежели география немецкой земли», и что, «кроме разве Франции, почти ни одной земли нет, которая бы лучше карты имела».
И это не было преувеличением. Русская географическая наука сразу же заняла одно из первых мест в Европе, далеко опередив Германию, где целые когорты профессоров и лучший географический институт Гомана безуспешно старались составить новую карту Средней Европы. «Имевшиеся, например, карты Швабии, — пишет известный русский географ профессор Д. Н. Анучин, — оказались при их проверке весьма неточными; для значительной части Саксонии не имелось ни одного астрономически определенного пункта, истоки Эльбы помещались то в Богемии, то в Силезии; для Венгрии и даже для Прирейнских областей приходилось обращаться к старым римским картам времен Империи… Для всей Германии в половине XVIII века можно было опереться только на двадцать астрономических пунктов». [362]
362
Д. Н. Анучин. География XVIII века и Ломоносов. В сб.: «Празднование двухсотлетней годовщины рождения М. В. Ломоносова Московским университетом», М., 1912, стр. 110.
Вышедший же в 1745 году Большой атлас России был составлен на основе 60 астрономически определенных пунктов и снабжен прекрасными картами, украшенными по углам этнографическими и аллегорическими картинами, выполненными по рисункам Якоба Штелина. Выход «Атласа Российской империи» был событием для всей мировой картографии. Однако после отъезда Леонарда Эйлера (1741), Готфрида Гейнзиуса (1744), а затем Делиля (1747) научный уровень Географического департамента резко снизился, и работа в нем стала замирать. Заведывание департаментом попало в руки невежественного X. Винсгейма — ставленника Шумахера. После его смерти в 1751 году Географический департамент был поручен «смотрению» академиков Гришова и Миллера. Фактически управлял департаментом один Миллер, так как Гришов бездействовал. Но и Миллер не проявлял к нему особого интереса, а кроме того, был завален другой работой: редактировал журнал «Ежемесячные сочинения», вел большую «переписку как конференц-секретарь Академии и занимался публикацией различных исторических материалов. Кроме того, он был недостаточно сведущ в специальных вопросах картографии и был склонен понимать под географией скорее описательную часть. Математическая география была ему совершенно чужда. Старые картографы и чертежники, на которых держалась вся черновая работа департамента, умирали или разбегались. О подготовке новых никто не заботился.
В каком положении находился департамент к моменту назначения Ломоносова, можно судить по следующему замечанию В. Ф. Гнучевой, специально изучавшей этот вопрос по архивным материалам: «Никаких следов систематических работ Географического департамента как учреждения,
363
В. Ф. Гнучева. Ломоносов и Географический департамент Академии наук. В кн.: Ломоносов. Сб. статей и материалов, М.—Л., 1940, стр. 249.
Вся обстановка в департаменте внушала беспокойство. Находившиеся в нем карты, планы и чертежи хранились в высшей степени небрежно. 7 апреля 1746 года, согласно высочайшему указу, из департамента были затребованы в Кабинет все карты Второй Камчатской экспедиции и географические описания Стеллера. В том же году Кабинет потребовал объяснений от Миллера, с какой целью им была сделана небольшая карта с «новоизобретенными» (недавно открытыми) островами. Все эти меры были вызваны опасением, чтобы русские картографические материалы не попадали окольными путями за границу. Опасения эти были более чем основательны, так как и И. Делиль оказался по этой части не безгрешным. Недавно установлено, что с 1731 года он систематически пересылал с дипломатической почтой во Францию целыми связками русские рукописные карты, которые потом попадали прямо к морскому министру Морепа. [364] В своей «Истории Академической Канцелярии» Ломоносов также сообщает, что «доказал Советник Нартов, что Шумахер сообщил тайно в чужие государства карту мореплавания и новоприобретенных мест Чириковым и Берингом; которая тогда содержалась в секрете. А оную карту вынял тогдашний унтер-библиотекарь Тауберт из Остермановых пожитков, будучи при разборе его писем, который имел ее у себя как главной командир над флотом».
364
В. Кордт. Матерiяли до iстoрii картографii Украiни, ч. I, У Киевi, 1931, стр. 21.
В 1752 году Делиль издал в Париже карту, посвященную географическим открытиям в восточных морях. В русских правительственных кругах обратили внимание на допущенные Делилем ошибки и искажения, умаляющие заслуги русских мореплавателей. Разумовский поручил Миллеру составить опровержение, в котором «показать все нечестивые в сем деле Делилевы поступки». Миллер выполнил поручение, напечатав без подписи в издававшемся в Голландии журнале Формея резкую статью против Делиля, носившую заглавие «Письмо российского морского офицера к некой знатной персоне». Выступая с этой статьей, Миллер спасал свою репутацию в Петербурге, так как ему еще в 1749 году было предъявлено обвинение в сговоре с Делилем о печатании за границей научных материалов, собранных в России. Одновременно с поручением Миллеру выступить против Делиля Разумовский распорядился объявить для всеобщего сведения, что «в неукоснительном времени Петербургской Академией Наук будут изданы новая генеральная и специальные карты Российской империи, которые сочиняются по таким новейшим обсервациям и измерениям, которые Делиль иметь не мог». Но прошло несколько лет, а дело не двигалось с места.
Вступив в управление Географическим департаментом, Ломоносов прежде всего поднял дисциплину и положил конец распущенности и дармоедству. Меры к этому были примяты им еще в 1757 году, после вступления в должность члена академической канцелярии. В октябре того года от имени Разумовского была предложена «Инструкция Географическому департаменту», составленная при ближайшем участии самого Ломоносова (сохранился черновик с его поправками). Инструкция предлагает профессорам и адъюнктам, причисленным к департаменту, собираться регулярно на научные собрания «по однажды в неделю», заранее намечать программу следующих заседаний, содержать «порядочный журнал», профессорам «преподавать каждому по своей науке все к сочинению вновь или к поправлению прежних карт», адъюнктам «упражняться в действительном сочинении тех карт». Профессора обязаны показывать адъюнктам «потребные известия», т. е. знакомить их с достижениями географической науки, «выбирая новейшие и достовернейшие». Адъюнкты должны наставлять студентов, которые «в геодезии и в сочинении карт еще довольно не искусились». Члены департамента — профессора и адъюнкты — должны быть там ежедневно «до полудни», а студентам «на послеполуденное время задавать работу».
Ломоносов настаивает на том, чтобы «адъюнктам Географического департамента иметь равный голос в заседаниях» с профессорами и дозволить им «свое мнение и сумнительства пристойным образом предлагать». Узаконивает инструкция и права студентов посещать научные заседания и, «сидя за стульями членов, слушать их рассуждения и оными пользоваться». Ломоносов, несомненно, хорошо помнил, как его не допускали на научные заседания после возвращения из-за границы, и вводил эти правила для того, чтобы обеспечить рост русских ученых и создать противовес иностранцам.