Мик Джаггер
Шрифт:
Тут вокруг него разгорелся скандал, до какого Мику было очень и очень далеко. В 1984 году, в сорок восемь лет, Билл начал встречаться с тринадцатилетней лондонской школьницей Мэнди Смит — чисто платонически, уверял он позже, и с полного согласия ее матери. Об этих отношениях сообщили «Новости мира», а генеральный прокурор счел необходимым провести расследование; британским таблоидам достался роскошный пир, какого не бывало с самого Года Батончика «Марс». «БИЛЛ ЗАВОДИТ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНЮЮ ЛЮБОВНИЦУ»; «МЭНДИ СТАВИТ НА ГРЕХОВНОСТЬ»; «УАЙМЕНУ ГРОЗЯТ ПОСЛЕДСТВИЯ»; затем, когда генпрокурор решил никаких мер не принимать, — «СЕКС-РАССЛЕДОВАНИЕ ПО ДЕЛУ УАЙМЕНА НИ К ЧЕМУ НЕ ПРИВЕЛО».
Заголовки, затмевавшие Мика, появлялись до конца десятилетия:
История с Мэнди была крупной ошибкой Билла — синдром вечного подростка в худшем его проявлении, — и Билл с готовностью это признал. И все равно его мучило, что ни один коллега не поддержал его ни словом — ни публично, ни частным образом. Скажем, у Кита были причины подставиться, как подставился Билл в 1977 году, когда в Торонто добывал ему отчаянно потребный героин. Но Кит только и сказал, что «[Билл] думает членом», — неточно и к тому же бестолково. Мик всей этой истории ужасался, как и надлежит отцу двух восемнадцатилетних дочерей, хотя тут можно было далеко не ходить — совсем недавно он и сам встречался с семнадцатилетней, не говоря уж о том, что пел «Stray Cat Blues» («Ah can see that yaw fifteen years old / No, Ah don’ want yaw ID»).
Мик терпеть не мог, когда другие «Стоунз» пересекались с ним в светских кругах, а теперь регулярно сталкивался не с кем-нибудь, а с Биллом. Порой их обоих по отдельности приглашали на концерты в пользу благотворительного общества принца Уэльского, куда приходила большая поклонница поп-музыки и красавица принцесса Диана. Мик, по воспоминаниям одного очевидца, «серел лицом», когда прибывал в VIP-ложу и видел, что Билл уже болтает там с членами королевской семьи.
Порой удобно было притвориться, будто они по-прежнему равны, по-прежнему друзья. Если Билл ужинал в ресторане с друзьями, Мик с большой свитой подсаживался к его столу, заказывал дорогое шампанское и отбывал, пока не принесли громадный счет. Но когда Билл просил о встрече, чтобы поговорить о делах, ему говорили, что Мик слишком занят. Рэй Коулмен, писавший автобиографию Билла, наблюдал не одну и не две такие сцены. Даже Коулмену, кому отнюдь не в новинку была рок-звездная эгомания, представлялось «невообразимым, что бас-гитарист „Стоунз“ звонит вокалисту, а тот сообщает, что у него на бас-гитариста нет времени».
Сердце Билла оделось железной броней на гастролях «Steel Wheels» 1989–1990 годов, которые должны были прекратить междоусобицы в группе и принесли ей 260 миллионов долларов, почти втрое больше первоначальных прогнозов. После Билл говорил друзьям, что бухгалтеры на этих гастролях заработали больше, чем он и Чарли, вместе взятые.
Его уход в 1993 году потряс музыкальный бизнес. В ноябре 1991 года «Стоунз» подписали контракт со студией «Вёрджин» [338] — менее подходящего названия лейбла и не сыщешь, — получили крупнейший свой аванс в 25 миллионов долларов и теперь готовились к мировым гастролям в поддержку первого альбома на новой студии, «Voodoo Lounge». Как и со «Steel Wheels», все организовывалось через молодого канадца Майкла Коля и его компанию «TNA» (сокращение от «The Next Adventure»). Коль уже знал, что побьет рекордные доходы «Steel Wheels», — новые денежные потоки от спонсоров, с продажи мерчандайза, телевизионных прав и дорогих VIP-трибун, которые покончат с многолетней традицией адского неудобства зрителей на рок-концертах — во всяком случае, для тех, кто может себе это позволить. Короче говоря, создавалось впечатление, что
338
Зд.: «Дева» (англ.).
После тридцати лет его работы в «Стоунз» с ним не попрощались как полагается, ни слова не сказали публично. «Играть на басу вряд ли сложно, — прокомментировал Мик. — Если надо, я и сам смогу». Кит послал Биллу факс, в котором говорилось: «Из группы выносят только в гробу», подразумевая, очевидно, что гроб он приготовил и с дорогой душой уложит туда дезертира. В прессе, однако, Кит отметил только, что Биллу негоже оставаться в группе: он «слишком сморщенный». Кто бы говорил; к тому же из них всех только Билл морщинами почти не обзавелся.
Перед гастролями «Voodoo Lounge» пятого «Стоуна» на бас искать не стали. Работа досталась американцу Дэррилу Джонсу, прекрасному музыканту, который однажды играл с Майлзом Дэвисом, но, как Мик Тейлор и Вуди, стал просто сотрудником на зарплате.
Уход из группы не прикончил Билла Уаймена, как предсказывали многие, — вообще-то, уход из группы его создал. Как раз перед последними своими гастролями он открыл ресторан текс-мекс «Липкие пальчики», в честь альбома «Стоунз» 1971 года, и разукрасил его сувенирами своей карьеры из того самого архива, к которому — не без удовлетворения — не подпустил Мика. Поначалу он думал открыть сеть ресторанов «Роллинг Стоунз», но принц Руперт предупредил, что тогда к пальчикам его коллег по группе прилипнет 90 процентов дохода. Одно это заведение в Кенсингтоне, на западе Лондона, вскоре ежемесячно приносило ему больше, чем он зарабатывал со «Стоунз» все эти годы.
У него водилось много увлечений помимо музыки, и он не стал одной из многочисленных профессиональных жертв и нытиков от индустрии, а о своем бывшем командире высказывался крайне редко и никогда — публично. Один раз, впрочем, он столкнулся с прежней невестой Мика, бывшей Крисси Шримптон и ее дочерью Бонни. «Твоя мать была обворожительна, — сказал он Бонни, — а [Мик] паскудно с ней обошелся… он со всеми подругами паскудно обходился… и со всеми нами обходился паскудно».
В 1997 году сорокатрехлетний Тони Блэр стал самым молодым премьер-министром Великобритании с 1812 года; под его руководством партия лейбористов пережила ребрендинг, якобы помолодела и превратилась в «новых лейбористов». В начале семидесятых Блэр пел и играл на соло-гитаре в студенческой группе и свою решительную победу над консерватором Джоном Мейджором одержал на волне победоносной поп-музыки, особенно «Things Can Only Get Better» D: Ream. В кабинете и среди советников были в основном его ровесники, которые в свое время, в клешах из мятого бархата, тряся локонами до плеч, рубились под «Brown Sugar» и «Honky Tonk Women». Власть — политическая и экономическая — перешла к беби-бумерам; в Америке это уже случилось с приходом президента Билла Клинтона.
При Блэре — говоря точнее, при его политтехнологах-бумерах — появилась концепция «Крутой Британии»: якобы Великобритания при новых лейбористах конца девяностых переживает тот же взлет молодой творческой энергии и национальной гордости, что Великобритания при старых лейбористах в середине шестидесятых. Шестидесятые вернулись, и им суждено остаться навсегда: в одежде, прическах, дизайне и декоре, в творчестве мятежных молодых исполнителей (которых все полагали «новым рок-н-роллом»), а превыше всего — в потоке лохматых рок-групп, одетых в костюмы под горло, поющих со своими подлинными акцентами, а не с джаггеровскими псевдоамериканскими и в целом известных под названием «брит-поп». Было даже эхо мифического соперничества «Битлз» и «Стоунз» в шестидесятых, только перевернутое с ног на голову: очаровательные южане Blur против неотесанных северян Oasis.