Микенский цикл
Шрифт:
Не договорил. Замер. Гигантомахия... Армагеддон на Флеграх... ОНИ – против змееногих и змееруких чудовищ. А Щербатый в бреду вспомнил...
...Титаномахию!
– Все равно не понимаю! – вздохнул я. – Мы не гиганты, не титаны. Мы просто больные выродки. Нас убивают, мама! Каждый день, каждый час!
Она молчала – долго, невыносимо долго. Наконец послышался голос – незнакомый, чужой.
Страшный.
– Ты проклянешь меня, мальчик, ты никогда мне не простишь. Но я скажу. Тогда, под Фивами, не Меланипп-фиванец убил твоего отца.
– Неправда, – даже не думая, вздохнул я. – Этого не было, мама.
И снова молчание – долгое, тягучее. Темная мамина хлена словно оделась камнем.
– Зачем ты пришла, мама? Думаешь, мне стало легче? Ты убила отца, скоро убьют меня... Можно было просто сказать: «Прощай!»...
Безмолвствовал камень. Шумела где-то совсем рядом невидимая река.
Плещет, плещет...
– Завтра будет тяжелый день, Диомед. Страшный день. Ты ранен, сынок. Прошу... Нет! Приказываю... заклинаю... молю! НЕ ИДИ В БОЙ!
Ее тихий голос был еще тут, со мной, но мама уже исчезла. Никого!.. Измятая трава, угли погасшего костра, ледяной холод в сердце... Лучше бы ты убила меня, мама! Лучше бы ТЫ убила меня...
* * *
Страшный день начинался совсем не страшно. Привычная суета, наскоро проглоченный кусок холодного мяса, серебряный голос трубы... Война торопила, подталкивала в спину. Враг уже строился, собирался возле колесниц, готовясь к броску.
Еще один день Армагеддона...
Менелай догнал меня в лагерных воротах, когда арги-вяне быстро, привычно разворачивались фалангой.
– Тидид! Погоди...
«Годить» было некогда. Колесница (та самая, адрамитской работы) уже ждала, Капанид-возница нетерпеливо притоптывал, поглядывая на приближающегося врага.
– Диомед! Елена... Она ночью приходила! Я вначале подумал, что это сон... Она запретила мне сегодня идти в бой! Понимаешь? Она запретила...
«...НЕ ИДИ В БОЙ!»
Отвечать было некогда, да и что тут ответишь? Бой уже начался, Кера прокричала, и страшный день вступил в свои права.
– Вы!.. Вы недостойны своих отцов! Да! Ваши отцы были героями, а вы!.. Они... под Фивами!.. А вы!..
Дий Подземный принес сегодня Агамемнона! Добро б еще молчал, щеки надувал (нарумяненные!), как и положено Зевсу – а заодно и верховному вождю. Так нет же, носится на колеснице, орет...
– Трусы!.. Вперед, на врага! Вперед! Вашим отцам стыдно за вас в Аиде!
Зарычал Сфенел, оскалился Аполлоном Волчьим. Я только отмахнулся. Пусть орет! Две атаки мы отбили, сейчас начнется третья, дарданское полчище разворачивалось, неуклюже пытаясь выстроиться «вепрем»... Вояки!
– Диомед! Ты недостоин называться...
Еще... Еще чуть-чуть, пусть смешают ряды, знаю вас, дарданы, строиться вы не умеете, и шаг держать не умеете, а за такие вещи полагается бить – и крепко бить!.. Сияющая золотом колесница, подпрыгивая на ухабах, выкатилась вперед.
Эней!
Я махнул рукой. Пора!
– Арго-о-о-ос!
– Эй, аргивяне, племя отважных!
Азия нас вызывает на битву.
Но от Олимпа до вод Океана
Всех аргивянский Арей побеждает!
Аргос – Победа! Аргос – Победа!
Отдохнувшие за ночь кони рванули с места. Я иду к тебе, Эней!
На этот раз они не успели отступить. Эвриал оказался молодцом – бросил свои сотни вдоль берега Скамандра, отрезая путь к бегству. Дарданы попали в котел – надежный, не хуже Кронова. Им осталось одно – умирать. И они умирали.
Золоченая колесница Энея Анхизида досталась нам, и торжествующий Деипил-толстозадый (увязался за Сфенедом, паршивец!) повел под уздцы кровных дарданских коней. Слева и справа наши тоже дожимали – Гектора, раненного еще в самом начале боя, увезли на колеснице к Скейским воротам, спартанцы Менелая погнали пеласгов, а ревущий от гнева и азарта Аякс Теламонид домолачивал воинство какого-то лидийского басилеишки. Самого басилея он уже домолотил – вбил в землю чуть ли не по плечи. То-то!
Оставалось одно – главное. Эней!
Сын Пеннорожденной, ТОЙ, что убила мою Амиклу, не хотел умирать. Его уцелевшие гетайры стояли серебристой, ощетинившейся копьями стеной, их было еще много...
– Эней! Это я, Диомед! Эне-е-ей!!!
– Я здесь!
Серебристая стена расступилась. Высокий, широкоплечий детина в дорогом панцире, в гривастом шлеме выступил вперед.
– Я здесь, сын Тидея!
Он был не трус, наследник дарданский. Жаль, я не мог увидеть его лица – только глухую личину с прорезями для глаз.
Все стихло. Старый, древний обычай, все еще чтимый в земле Светлых Асов. Поединок вождей – последний, решающий. Остальные ждут, им нечего делать, когда скрещивают мечи владыки. У нас, в Ахайе, такого уже нет давно, еще с Персеевых времен. Война – не Истмийские игры! Но сейчас обычай оказался к месту. Незачем проливать аргивянскую кровь. Дарданы сдадутся сами – когда их вождь упадет на окровавленную траву.
Он ударил первым – умело, сильно. Копье пробило надежную бронзу щита, раскололо деревянную основу. Эней чуть пошатнулся, пытаясь вырвать застрявшее острие...
– Дарданы-ы-ы!
...Мое копье вошло ему в бок.
– Арго-о-о-ос!!!
Он был еще жив, еще пытался стать на колено, огромная ладонь хлопала по рукояти меча... Я поднял копье, даже не целясь, почти не глядя.
...Я ведь клялся, что попробую ТВОЕЙ крови, Пеннорожденная!
Вот и все! Бронзовое острие вонзилось...
...в пустоту.
Я вновь размахнулся, не веря, все еще не понимая...
Ветер ударил по глазам.
Вихрь.
Ураган.
Вместо окровавленной земли, вместо горячего белого неба – ничто. Клубящееся, сбивающее с ног НИЧТО.