Микитка шалавый
Шрифт:
Микитка ходил по городу и думал, что надо работать. Без работы человек, как лебеда в поле, никому он не нужен, рады его вырвать, а погибнет, не пожалеют, даже порадуются, что мешать перестал.
Припомнилось Микитке, как лебеду выпалывали в полях и огородах.
«Без толку, зря растет. Надо, чтобы не зря, по делу». Прояснилось у Микитки, понял он, что по делу надо жить, а не как лебеда.
Рабочие перебирали мостовую. Микитка подошел к ним и попросился, чтобы и его приняли перебирать мостовую.
— Какой
— Двенадцать.
— Тебе нельзя, такие не работают, каменная работа у нас, тяжелая.
— Я в деревне работал, скотину пас.
— Это под силу, туда бы и сейчас.
А работу Микитка решил найти обязательно, иметь свое дело для жизни.
«На чужое жить нельзя, гонят за него, бьют, лебедой ненужной на поле считают, а ничьего нету — одно выходит, одна дыра — работать и свое иметь».
На вокзале рабочие грузили небольшие ящики в вагон.
— И я бы мог, — сказал Микитка и взялся за ящик.
— Куда ты? — закричали на него.
— Попробую — смогу ли.
— Ну–ну, попробуй!
Микитка не только поднять, а и повернуть ящик не смог.
— Что, не берет?
— Не берет, — признался он.
— Гвозди в них.
Попробовал Микитка пилить дрова на станции, но скоро бросил. Выло не по силам и это. Остановился Микитка на вокзале у окна, за которым сидела девушка и постукивала машинкой. Машинка крутилась и разматывала бумажную ленту.
«Легкая работа» — подумал Микитка, «и я бы справился с этакой».
Девушка оставила машинку, подошла к Микитке и спросила:
— Что тебе, мальчик?
— Я бы мог по–твоему стучать, — сказал он.
— Нет не мог бы — хитро. — усмехнулась девушка.
— Одним–то пальцем, хитри? Стук–стук, стук–стук, во–от!
Микитка ногтем ударил в стекло.
— А бумажку машинка сама тянет.
— Не мог бы, бумажку читать надо, и написано на ней по–хитрому.
— Читать я не умею. Чего тут написано?
— Этого не знаешь, а говоришь, мог бы. Видал проволоки на столбах? Много их натянуто, по проволокам сила идет — электричество.
— Оно и горит? — догадался Микитка.
— И горит и машинку эту крутит. Я постукиваю, пальцем пишу, а сила эта в другом городе такую же машинку крутит, и пишет машинка мои слова. И письмо готово — перелетело.
— Перелетело, далеко?
— Куда угодно, телеграммой зовут такое письмо.
— И в починок послать можно?
— Куда угодно, по всей земле.
— Пошлешь мое письмо к дедушке в починок?
— Пошлю, только деньги надо.
— Денег у меня нету, так пошли…
Девушка подумала и сказала:
— Ладно, приходи завтра в эту пору, а теперь я окно закрою.
— Хорошая ты, добрая, — похвалил девушку Микитка и пошел в город.
Не
Приказчик заметил Микитку и махнул рукой:
— Уходи!
Не понял Микитка, подошел к нему, думал, что дадут хлеба, но приказчик взял его за шиворот и вывел на улицу.
— Здесь нельзя просить! — сказал он.
И пошел Микитка на Сухаревку, где было можно просить, где хоть и редко давали, но не хватали за шиворот и не гнали.
IX
Людским котлом кипела Сухаревка среди каменных домов города, плескалась о старую красную башню. Трамваи резали толпу людскую, а Мцкитка тянул к ней руку, ко всем и к каждому.
— Лови, держи их! — неожиданно плеснулся выкрик над площадью.
Мимо Микитки юркнул мальчишка и на протянутую руку кинул брюки.
— Передай, чужие — крикнул он. — Двигай дальше!
Обожгли руку чужие брюки, бросил их Микитка и сам в толпу, дальше от них, на край Сухаревки.
— Шалавый, где они? — появился перед Микиткой Колесо.
— Бросил.
— Бросил? У, пес, бросил. Честный, бросать тебе их дали? На переначку шли, не можешь ты бросить, передать должен. Шалавый! — Колесо двинул Микитку по лицу. — Сдеру твои, да куда они годятся, барахло. Пойми ты, что переначка, не моги бросать. Косарь тебе прибавит. Тихоня!
Микитка глотал слезы и жаловался кому–то:
— Воруй — одни бьют, не воруй — другие, и своего нет, и ничьего нет, чужое руки жжет! Одна дорога в починок, подпаском быть: шалавый, последний человек, лебеда.
Понимал Микитка, что плохо шалавому в Москве, ему здесь нечего делать, лебеда он.
X
Микитка стоял за окном, а девушка стучала машинкой, улыбалась и кивала:
— Посиди немного, кончу и тебе будем.
Он терпеливо ждал, как разматывалась белая бумажная лента.
— Давай твое, у тебя нет письма? — спросила девушка.
— Нету.
Она взяла бумажку и устроилась на подоконник. Микитка стоял рядом и говорил:
— Пиши. В починок Кугунур — Большое Поле подпаску дедушке Андрюше. От Микитки Шалавого письмо будет.
«Помнишь, дедушка, Микитку? Я тебя помню, и починки не забыл, а теперь вовсе вертаться задумал. Как меня председатель Миша оставил, бросил, вышло, я много спроизошел. Ару, американскую кашу, ел, добавки они не давали, на машине катил. Захватила она всех и бежать — бежать. Как лешак какой орет и дымом хлобыстает, ажно теплена из зеленой пихты.