Микки-7
Шрифт:
К тому времени мы уже знали, что и с климатом, и с атмосферой нашего нового дома вышла промашка. Поняв, что мы не сможем находиться снаружи без ребризеров, Маршалл всерьез рассматривал план Б: развернуться и лететь к запасной планете. Но после долгих обсуждений, иногда переходящих в яростную перепалку, Дугану и нескольким другим спецам из биологического отдела удалось убедить командора, что, внедрив в экосистему искусственно созданные водоросли, мы сможем довести парциальное давление кислорода в атмосфере до жизнеобеспечивающего уровня в разумные сроки. «Разумные» в данном случае означало, что это не обязательно
Кажется, я уже упоминал ранее, что шансы подобных экспедиций при переориентации на вторичную цель стремятся к нулю, поэтому в конце концов Маршалл согласился на Нифльхейм.
Первоочередная задача для любой новой колонии — определить, есть ли в местной микробиоте организмы, которые могут представлять опасность для здоровья человека.
Для справки: в любой местной микробиоте всегда есть организмы, которые не только могут, но и наверняка будут представлять опасность для здоровья человека.
Естественно, это определяется путем воздействия на расходника экспедиции всего и вся, что можно выделить из местной почвы. Затем остается только ждать и смотреть, что произойдет с расходником.
Мы пробыли на поверхности меньше суток, когда Нэша поцеловала меня на прощание и потрепала по щеке, после чего лаборант медцентра Аркадий отвел меня в изолятор. Последнее, что он сделал, прежде чем оставить меня одного, — надел мне на голову сканирующий шлем для непрерывной загрузки. Когда я спросил, для чего, он ответил:
— Вероятнее всего, позже вас попросят описать свои ощущения.
— Да неужели? — возмутился я. — Если вы собираетесь заразить меня супергерпесом, прекрасно, это моя работа. Но почему я должен запоминать свои мучения?
Аркадий пожал плечами, вышел из комнаты и закрыл дверь.
Изолирующая камера представляла собой цилиндр: в ширину, если вытянуть руки в стороны, я мог почти коснуться стен, а в высоту — встать в полный рост, не ударившись головой. В центре стоял металлический стул, он же при необходимости превращался в унитаз, если отодвинуть крышку сиденья; в потолке находилось вентиляционное отверстие, а в стене напротив двери — выдвижной ящик, где мне оставили немного еды на тот случай, если умру я не сразу. Не успел я сесть, как зашипела вентиляция.
— Сделайте несколько глубоких вдохов, — велел Аркадий по внутренней связи. — Постарайтесь дышать ртом, если не возражаете.
Я не возражал, потому что воздух, выходящий из вентиляционного отверстия, пах собачьим дерьмом.
Да и на вкус напоминал его же.
Примерно через минуту вентиляционное отверстие закрылось с громким щелчком.
— Спасибо, — сказал Аркадий. — Устраивайтесь поудобнее. Это может занять некоторое время.
Я с трудом подавил в себе желание сказать, что мне жаль доставлять ему столько хлопот и что я постараюсь умереть как можно быстрее.
Через несколько минут в крохотном окошечке в двери показалось лицо Нэши.
— Привет, — сказала она. — Как там у тебя дела?
Я скривился:
— Лучше всех. — Потом указал на ящик у меня за спиной: — Мне тут оставили перекусить.
Она улыбнулась:
— Повезло тебе. У нас из еды только
Я повернулся, порылся в ящике, нашел протеиновый батончик и снял обертку.
— Круто, — сказал я, откусывая батончик. — Все лучшее — жертвенному борову.
— Агнцу, — поправила Нэша.
— Что?
— Жертвенному агнцу, Микки. В жертву приносят ягненка. Свиньи — нечистые животные. Их не посвящают богам. Их просто едят.
Я вздохнул.
— Какая разница, если и те, и другие все равно умрут.
Нэша честно попыталась. С тех пор, как мы впервые поцеловались, она, вероятно, знала, что рано или поздно ей придется смотреть, как я умираю, но когда спустя восемь лет с нашего знакомства это все-таки произошло, мне кажется, она просто растерялась. Не знала, что делать, что чувствовать. Она так и простояла все четыре часа у окна, болтая со мной. Она говорила о том, как выглядит планета на обзорных экранах. О том, какой болван Аркадий. Пересказывала сюжет сериала о семье неприлично богатых придурков на Мидгарде, который когда-то смотрела.
Она говорила о том, чем мы с ней займемся, когда все закончится и я снова выйду из бака.
Я тоже пытался держаться, потому что пыталась она: я не хотел, чтобы из-за меня Нэше было еще тяжелее, чем сейчас. Однако через пару часов мне и самому сделалось нехорошо. Сначала я все списал на психосоматику: решил, что симптомы заражения неизвестным вирусом не могут проявиться настолько быстро, так не бывает. Вскоре, впрочем, стало ясно, что у меня и вправду поднялась температура. Аркадий вернулся задать несколько вопросов о моем самочувствии. Я сказал, что, по ощущениям, похоже на раннюю стадию гриппа. Он кивнул и снова ушел. Через три часа начался кашель. Через три с половиной часа я уже харкал кровью. Нэша к тому времени почти перестала со мной говорить, но по-прежнему не уходила и смотрела на меня через окно, прижав ладонь к стеклу рядом с лицом.
На отметке в четыре часа мне удалось набрать в грудь ровно столько воздуха, чтобы хватило выдохнуть: «Уходи». Я не хотел, чтобы Нэша видела, чем кончится дело.
Но она не сдвинулась с места. Когда все сомнения в происходящем отпали, Нэша, буквально выкручивая руки Аркадию, настояла на том, чтобы он выдал ей костюм биологической защиты и разрешил войти ко мне в изолятор. Сначала я пытался уговорить ее уйти. Но когда все стало настолько плохо, что в приступе кашля я сломал ребро и начал выплевывать куски легких, она взяла меня за руку, другой прижала мою голову к своему животу и говорила, говорила со мной, не переставая. То, что она сделала тогда, было так ужасно и так прекрасно, что, проживи я еще хоть тысячу лет, никогда не перестану быть ей благодарным.
После этого я прожил еще около часа. На будущее: если у вас будет выбор, каким образом уйти из жизни, постарайтесь избежать легочного кровотечения. Думаю, что обладаю экспертным мнением по этому вопросу. Не тот способ, которым стоит воспользоваться.
Я очнулся голый и весь в слизи, растянувшись на полу рядом с переносной цистерной, которую также спустили в посадочном модуле.
— С ума сойти, — проворчал я, выкашляв остатки жидкости из уже не кровоточащих легких. — Неужели даже кровати не заслужил?