Миклош Акли, или история королевского шута.
Шрифт:
И с достоинство королевы она поднялась из кресла, установленного посредине лужайки словно трон, она была высокая, худощавая, с горделивой осанкой и умным лицом с резкими чертами, которое обрамляли седые волосы, уложенные с простотой, достойной величественной матроны.
Мадам быстрым шагом направилась к воротам и выглянула через смотровое окошечко, однако, как видно, не узнала гостя.
– Кто там?
– Миклош Акли.
– Это вы, сударь? Но может быть вы спутали день? У барышни завтра будет выходной.
– Но мне нужно было бы переговорить с ней сегодня.
– Сегодня нельзя, -
– Правила запрещают.
– Я пришел сюда по чьему-то поручению Мадам, - снова послышалось из-за двери.
– Не хочу называть его по имени, но вы знаете лучше меня, о ком идет речь.
– О, конечно, конечно, - поспешила подтвердить мадам.
– Перед Ним я склоняюсь. Однако время, право же, не подходящее. Девочки сейчас в саду, они прогуливаются, играют, туалеты в беспорядке. Вы же знаете, сударь.
– Я зажмурюсь, мадам, пока буду идти через двор и сад.
– А может быть лучше, если вы увезете с собой барышню?
– В самом деле - лучше?
Мадам подозвала к себе воспитательницу - маленькую, в очках, с коклюшками в руке.
– Пришлите, пожалуйста, ко мне Незабудку!
– Незабудка, Незабудка!
– понеслись минуту спустя по всему саду голоса: - Незабудка, тебя ищут.
А Незабудка в этот миг раскачивалась на ветке дерева, на которую она взобралась, чтобы взглянуть на птичье гнездышко. Незабудка вообще была ловкой и непоседливой, будто белочка. А тут они заключили пари с Лавандой (Кларой Сепеши), что за одного кузнечика для коллекции (у Клары их было два) она доберется до птичьего гнезда, что примостилось там на ветке, и заглянет в него. И Незабудка взобралась на дерево, подоткнув белую батистовую юбку в цветочках, чтобы та не мешала ей в ее спортивных упражнениях, а туфельки сбросила наземь и так, в чулках, принялась карабкаться вверх по стволу, до самого гнезда, где - представьте себе - нашла пять маленьких яичек. Ой, какие они славненькие! Какие пестренькие! Ну тут под деревом начались визг, беготня. Сбежались подружки - человек шесть - и, заслышав, что Незабудка нашла птичье гнездо с яичками, стали умолять ее:
– Нашла? Покажи. А?
Всем тоже захотелось взглянуть на такое чуда.
– Сбрось нам хоть одно, а, Незабудка!!
– А мадам разрешит?
– Мадам нет. Ее к воротам вызвали.
– А вот разреши ли яичкина мама? Ну, птичка, чье гнездышко...
– Ох, до чего же ты глупенькая! Ее же и нет здесь. Кто знает, где она там порхает. Может быть, где-то в Венгрии. И потом у яичек нет матери. У яичек только хозяйка бывает. Яичко это еще не птенец, да будет тебе известно!
А Незабудка раскраснелась вся от лазания на дерево и от восторга, что ей посчастливилось найти это гнездышко. Личико ее было сейчас розовое как яблоневый цвет, а волосы, зацепившись за какую-то ветку, рассыпались по плечам, засверкали под водопадом солнечных лучей, будто золотой сноп - среди яркой зелени листвы.
– Ладно, сказала она тяжело дыша, - так и быть спущу я вам одно яичко. Только вдруг ему больно будет?
Подружки посмеялись над ее заботой и натянули внизу под деревом вчетвером один большой головной платок, чтобы Незабудка в него сбросила одно птичье яичко из гнезда. Шлеп! Упало яичко, но не разбилось. Тут снова такой визг поднялся, даже легкая перебранка. Смотрите, не разбилось! Мое, мое! Нет - мое! Кто поймал, того и будет. Бросай сюда и остальные тоже!
Но в это время по саду уже начались поиски Незабудки.
– Незабудка! Где ты? Скорей, тебя мадам к себе вызывает. Кто-то в гости пришел к тебе! Спускайся вниз поскорее.
Спуститься - для Незабудки минутное дело. Миг, и она уже на земле. Одернула, расправила юбочку, привела в порядок прическу и вприпрыжку, как разыгравшийся ягненок, помчалась к мадам.
– Душечка моя, Незабудка, - сказала та.
– Пойди к себе в комнату, приведи в порядок свой туалет, потому что а тобой приехал господин Акли. У него к тебе какой-то разговор.
– Господин Акли здесь?
– обрадовано воскликнула Незабудка.
– Где он?
– Ждет за воротами.
Девочка помчалась в свою комнату, но уже со ступенек лестницы в коридоре покричала Миклошу:
– Я мигом иду, Клипи-Липи. Потерпите одну минуточку.
Незабудка быстро переоделась, одежды ее буквально сами собой вспархивали на нее и когда приникали к телу - к плечам, к бедром - казалось, что они всегда были на этих местах, будто оперение птицы. Тогда как раз вошла в моду та сумасбродная юбка, у которой талия начиналась уже под мышками. Но все равно и в ней наша Незабудка была так хороша. Затем она надела на голову шляпку, украшенную бутонами роз и, заглянув в зеркало, спросила у него: Ну как? И зеркало ответило: ты хороша, Незабудка, можно выходить!
Незабудка провела пальчиками еще разок по бровям, набросила на плечи кружевную мантилью и веселыми шажками, словно в менуэте, выпорхнула во двор, где Фраками уже отпирала для нее калитку.
– Ну вот я и здесь, Липи-Клипи! Что вам угодно?
– И она игриво сделала глубокий поклон.
Задорный тон и ее естественная, веселая и чуточку шутливая фамильярность обычно до краев переполняла чаровским теплом всю душу Акли. Но не на этот раз. Видно уже коснулся его души суровый холод, потому что он даже не улыбнулся в ответ на ее веселую увертюру.
– У меня к вам, барышня, небольшой серьезный разговор.
– Серьезный разговор? Вы шутите. Да разве можно со мной серьезно говорить? Ой, как интересно. Ну что ж, начинайте!
– Как только доберемся до подходящего места. Здесь, на улице, это невозможно. Так куда же мы направляемся?
– Вы же сами сказали, искать подходящее место.
– Какое место вы считаете подходящим?
– Такое, где есть мороженое.
– А я - где нет людей.
– Одно исключает другое. Там где нет людей там нет и мороженого.
– Вы неисправимое взрослое дитя. Садитесь.
Они уселись в экипаж, и Акли приказал кучеру: Городской парк.
Ослепительно сияло солнце. Прямо обжигало. Но все равно в эту пору оно еще не утомляет, потому что природа еще молода. В те времена этот парк на окраине Вены был очень заброшенным. Кое-где даже квакали лягушки в лужах, образовавшихся после недавно прошедших дождей. И дорожки тогда не были посыпаны гравием и песком, как ныне. Песок наши предки использовали исключительно для того, чтобы промокать чернила на письмах и документах.