Микола Лысенко
Шрифт:
Уже приступив к работе, отец не раз говорил Николаю Карповичу Садовскому:
— Главное — сцена на Олимпе. Любовь Дидоны, признаться, меня куда меньше волнует. А на Олимпе есть где размахнуться, есть кого ударить.
Замечание это не случайное. Либреттист явно отдавал предпочтение роману Энея и Дидоны, красочным бытовым сценам «грекозапорожской» жизни, вывернутой наизнанку», а композитора привлекала возможность воссоздать в комедийно-сатирическом плане зловещие фигуры царя и его придворных в виде мифологических персонажей, сохранив при этом весь национальный колорит, так ярко подчеркнутый у Котляревского. Привлекала отца и героическая фигура Энея, вступившего в поединок со «злой судьбой»,
— Давно уже так не работалось, — говорил мне отец.
Он, бывало, наигрывал и напевал арии, а когда приходил Садовский, разыгрывались целые сцены.
Николаю Карповичу очень понравилась ария Зевса:
Я — рекс! Вчувайте і вклоняйтесь, І розумійте слово — рекс! Грішіть, та тільки оглядайтесь, Бо ви моє покірне греке! Над усіма людьми й богами Панує влада скрізь моя, І блискавками і громами Трушу склепіння неба я. Я все створив, всьому дав міру, Уклав закони світові. Людям натхнув і страх, і віру, I став державцем над людьми!Пел он ее грозно, напыщенно. В совсем другом, комедийном плане исполнялась им вторая часть арии:
На світі скрізь панує лад: Один вперед, другий — назад. На світі скрізь панує рай: Один працюй, другий — співай. Скрізь рівність в правді світовій: Той сльози лий, той нектар пий. І хвалить все себе само, Один пануй, другий — в ярмо. Чим живі ви? Чим все живе на світі, Й та дрібна людська комашня? [54] Тим, що за вас не мед і оковиту,— А нектар п’ю отут щодня. П’ю за народ, за всіх підданців, Панів, князів і голодранців.54
Человеческий муравейник.
Садовский-Зевс скупыми, но очень выразительными жестами изображает «рай» и «равенство» своего царства, где «один пануй, другий — в ярмо».
Как-то я обратил внимание отца на то, что не весь текст либретто положен на музыку.
— Раньше я и сам хотел все положить на музыку, однако, — ответил мне отец, — намерение это пришлось отбросить. Прежде всего разговорный элемент как раз в духе украинской народной оперы, во-вторых, в отдельных случаях музыка может только ослабить характерные особенности языка Котляревского, сохраненные в тексте либретто.
Опера подвигалась быстро.
Послушать ее пришли все заранее намеченные артисты-певцы во главе с Николаем Карповичем, хормейстер, дирижер оркестра, друзья. Небольшой наш зал еле вместил всех приглашенных. Отец, как говорится, был в ударе: с большим вдохновением проиграл клавир оперы, сам пропел все номера. Николай
… Берег моря. Бог ветров Эол, проснувшись, вспоминает пьяную ночь на Олимпе, пиршество у Зевса, ссоры небожителей, из-за которых погибла Троя. Уцелел только Эней — сын Венеры — со своими воинами, но и его, враждуя с Венерой, хочет погубить Юнона, мстительная, коварная супруга Зевса.
А вот и сама Юнона. Легка на помине. Примчалась с Олимпа и обещает Эолу, старому греховоднику, молодую девушку, лишь бы тот утопил Энея.
Поднимается страшная буря. Высокие волны захлестывают лодки Энея. Но не растерялся вождь троянцев. Нравы богов ему известны. Он бросает в пучину свои последние деньги — взятку богу моря Нептуну. Симфоническая картина нарастающей морской бури — апогей конфликта богов.
Нептун прогнал Борея. Громовые тревожные звуки сменяются торжественным покоем. Стихает буря. Близится желанный берег. Обессиленные троянцы засыпают на земле Карфагена. Знакомая мелодия украинской веснянки. Озаренные луной, прославляя весну и жизнь, девушки ведут хоровод. Рассвет. Появляется Дидона — царица Карфагена. Она и жалеет Энея и восхищается им. Приглашает всех к себе.
Второе действие — «На Олимпе» — кульминационное в опере. Царство богов. Махтей, подметая Олимп, жалуется на свою судьбу, на порядки, установленные Зевсом. Боги только то и делают, что пьют, объедаются, сорят, а ты после них прибирай.
Кортеж богов. Снова банкет. Бахус, Марс и Афина прославляют Зевса, его царство, где «один слезы льет, другой нектар пьет».
Прибегает Меркурий. Он рассказывает о привольной жизни Энея и троянцев в Карфагене: «Эней там бісики пуска», совсем свел с ума Дидону.
Разгневанный новой ссорой Юноны и Венеры — «бабськими каверзами», Зевс посылает Меркурия на землю со строгим наказом Энею оставить Карфаген.
Притомившись после «трудных государственных дел», Зевс призывает богов пить, есть и веселиться.
Пустота, ветреность, высокомерие, паразитизм и жестокость небожителей раскрыты композитором с едкой, уничтожающей иронией. Тут мы встречаемся с уже знакомым по «Андриашиаде» приемом: музыка величального характера резко контрастирует с гротескным содержанием текста.
Помню, как насмешила первых слушателей оперы величальная ария Бахуса:
Співаю Зевсові я славу — Олімпа пишному царю, Його премудрую державу Співаю, славлю і хвалю! Він п’є від ночі і до світа За здравіє своїх дітей.Аполлон и оборванные, издерганные музы тоже «величают» Зевса, горько жалуясь на то (весьма прозрачный намек), что нет «зпоезії прибутку».
Разговорный элемент сохранился и во втором действии. Но яркая музыкальная характеристика Зевса, Марса, Юноны и Венеры, развернутые ансамбли (дуэты, квинтет, хоры), симфоническое вступление, гопак, знаменитый Юпитеров поход (кортеж богов) придают второму действию широкое оперное звучание.
Третье действие резко отличается от первых двух. Вместо едкой сатиры — сцены лирические (любовь Энея и Дидоны. Вынужденная их разлука). Здесь звучит музыка глубоких человеческих чувств, здесь уже нет ничего опереточного, легкого. Арии и дуэты
Энея и Дидоны, мелодика танцев насыщены интонациями украинских народных песен.
Меркурий — курьер Зевса — появляется на банкете у Дидоны в одежде старого кобзаря.
Готовясь к отплытию, троянцы все больше напоминают смелую ватагу запорожцев, а Эней, верный своему долгу (он оставляет Дидону, чтобы основать Рим), — храброго казацкого атамана.