Микроб без комплексов
Шрифт:
– Свет не видывал такого непослушного негодника, как ты! – раздался раздраженный женский голос. – Сколько раз говорила: не смей грязными руками книги хватать!
– Ма, это случайно вышло, – захныкал ребенок.
Я повернулась на звук и увидела мальчика лет десяти и худенькую женщину, одетую в дешевую куртку.
– Знаешь, сколько стоит словарь, который ты запачкал? – кипятилась мамаша. – Три тысячи рублей! Самое дорогое издание в магазине!
– Не сердись, – бубнил сынишка, – на первом уроке у меня шариковая ручка протекла, на пальцы паста попала. Я руки мыл!
– Сиди
– Ну я же не хотел… – захныкал мальчик.
– Странно получается, – еще сильнее обозлилась женщина, – каждый день говоришь, что хочешь хорошо учиться, но ни черта не выходит, одни двойки таскаешь. Зато словарь испачкать не хотел, а изгваздал. Удивительное у тебя хотение! Похоже, оно наоборот работает! Ну все, накушалась я твоих шалостей, отвезу тебя в школу для идиотов. Будешь сидеть в интернате взаперти, оттуда легко не отпустят.
– Мама! – в голос зарыдал шалун. – Не надо!
Тетка еще громче заорала на несчастного ребенка, но я перестала улавливать смысл ее злобных тирад. В мозг ввинтилась фраза, которой мать решила испугать двоечника: «Будешь сидеть в интернате взаперти, оттуда легко не отпустят». Моментально в памяти всплыл разговор с Владом Ткаченко. Он тогда обронил: «Эдита не объясняла мне причин, по которым Ляля сменила учебное заведение. Она лишь сказала: дочь отпустили из гимназии имени Ландау, девочка пойдет в другую школу».
Помнится, меня почему-то удивила фраза, оброненная ювелиром, но я не стала разбираться в собственных ощущениях. В конце концов, какая разница, где подросток получает знания? Но сейчас я неожиданно поняла, отчего сделала стойку, беседуя с Владом: из образовательного заведения могут выгнать, вытурить, вышвырнуть, школу оканчивают, меняют или бросают. Глагол «отпустить» никак не употребляют в ситуации, когда ребенка решили перевести из одной цитадели знаний в другую. Отпускают заключенных. Ну еще изредка отпускают с уроков, но ведь не из школы! Если Влад точно повторил слова Эдиты, значит, Ляля оказалась в каком-то спецучреждении для подростков, где провела целый год. По какой причине девочку наказали? Если вспомнить, как горячо Зоя Владимировна любит внучку, станет понятно: школьница сотворила нечто очень гадкое, раз бабушка пошла на такую меру.
Я схватила телефон. Если выясню, что сделала ее горячо любимая Ляля, то смогу заявить Звонаревой: «Говорите, где прячется ваша настоящая дочь, и тогда никто не узнает неприятной правды о внучке. Школьнице предстоит лечиться у психиатра за попытку убийства актрисы, но, оказывается, в прошлом у нее есть и другие тайны. Хотите, чтобы я держала рот на замке и своим рассказом не усугубила положение Ляли, немедленно назовите адрес, где находится настоящая Эдита».
Считаете мою идею некрасивой? Ну да, абсолютно верно, это шантаж. Но другим путем мне к убийце не подобраться.
Я вытащила из сумки телефон, набрала нужный номер.
– Волшебная палочка ушла ужинать! – гаркнул Димон. – И вообще…
– Немедленно отыщи гимназию имени Ландау, – перебила я хакера. – Я почти на сто процентов уверена, что она не имеет никакого отношения к великому физику Льву Ландау.
– Слышал я про собак, которые одновременно с хозяином инфаркт получают, – вдруг брякнул Коробков.
Даже на фоне обычных нелепых замечаний компьютерщика его последняя фраза звучала весьма странно.
– При чем здесь псы? – изумилась я. – Димон, у твоего компа хороший защитный экран? Похоже, излучение от монитора повлияло на мозг пользователя.
– Идет мужик домой, – спокойно продолжал Коробков, – а его четвероногий хвостатый друг чует: хозяину плохо. Бац! И оба в больнице. Мужчина и Жучка. Вот так и мы с тобой!
– Может, возьмешь градусник? – забеспокоилась я. И тут же разозлилась: – Постой-ка! Если ты существо сильного пола, то Жучка – это я?!
– Какая разница? – фыркнул Димон. – Внучка, мышка, репка… Стоило мне разработать свою версию и начать копать под гимназию Ландау, как тут же звонит Таня с просьбой отыскать это заведение. У нас с тобой телепатическая связь, как у мужика с Жучкой.
– Мне больше нравится сравнение, как у женщины и Полкана, – парировала я. – Так ты уже нарыл что-то про учебное заведение?
– Ландау – не такая уж и редкая фамилия, – завел Коробков, – зря мы решили, что Лялю отдали обучаться математике и физике. Основателя гимназии зовут Иосиф Яковлевич Ландау. Интересное, скажу тебе, местечко, нечто вроде клиники коррекции поведения. Я влез в их документы. Жесть! За большие деньги в школе пытаются справиться с асоциальными детьми. Контингент там – малолетние воришки, насильники, грабители, угонщики машин, и все они, как один, из богатых семей, с родителями, готовыми выложить не фиговые доллары за искоренение криминальных задатков у отпрысков. Сейчас в школе пятнадцать учеников, у них индивидуальные программы, дети друг с другом практически не пересекаются, к каждому приставлен личный воспитатель, психолог с дипломом. Десять ребят живут в гимназии постоянно, пятеро уезжают на ночь домой.
– Меня интересует только Ляля, – быстро сказала я.
Димон вздохнул.
– Не торопись.
– За что она попала в интернат? – не успокаивалась я.
– Звонарева не была пансионеркой, ее привозили утром и забирали вечером.
– Несущественная подробность. Назови причину помещения девчонки под наблюдение специалистов, – занервничала я.
– Не знаю, – нехотя признался Коробок.
Я сразу догадалась, почему наш компьютерный гений приуныл.
– Ты же лазил по архиву?
– Ага, – подтвердил собеседник.
– И не смог прочитать ее дело! – с некоторой долей злорадства констатировала я.
– Там ничего нет. Просто обычная анкета, отметки и нормальная характеристика. Еще приложено два заявления от Эдиты Звонаревой: «Прошу принять в гимназию мою дочь для углубленного изучения английского языка» и «Прошу отчислить мою дочь. Ребенку тяжело тратить на дорогу в школу более трех часов в день». Или они уничтожают все документы после того, как воспитанник покидает стены спецшколы, или хранят их в таком месте, куда даже я не смог залезть. Хотя, вероятно, папки с рукописными бумагами просто лежат под замком в шкафу у директора. Иногда так прятать секреты надежнее, чем помещать их в компьютер, – чересчур многословно оправдывался Дима.