Микстура от косоглазия
Шрифт:
– Отвратительно, – злилась Марина Степановна, – серьга в носу! Чему такая особа научит!
Я уткнулась в тарелку, надо бы уйти к себе, да жаль оставлять Тамарочку одну с этой гарпией.
– Здрасьте всем, – сказал папенька, входя в кухню, – во, девки, сварите креветочек.
С этими словами он швырнул в мойку два шуршащих пакета, а потом водрузил на стул сумку, в которой звякали бутылки.
– Никакого пива! – сердито сказала я.
– Ну, доча, – заныл Ленинид, – не вредничай, и вообще, мне доктор прописал!
Я удивилась,
– Язва у меня, – шепотом сообщил он, – вот до чего жисть довела! Эх, мало хорошего я видел, одни зоны!
Я хотела было справедливо возразить папеньке, что в тюрьму он каждый раз попадал по собственной инициативе. Очень прошу вас, не подумайте, что Ленинид был диссидентом, борцом за социальную справедливость. Нет, мой родитель – банальный вор, правда бросивший криминальную стезю. Сейчас он честно трудится на мебельной фабрике. Впрочем, имея такую жену, как Наташка, не забалуешь. У нее хуже, чем на зоне: даже шагать вправо или влево не понадобится, достаточно лишь подумать о чем-то крамольном, и сразу расстрел без предупреждения. Поэтому я ответила отцу:
– Не стенай. Язва сейчас лечится за неделю, пропьешь курс таблеток, и здоров.
Папенька тяжело вздохнул и теперь не забывает при каждой возможности вспоминать язву.
Ленинид вытащил из сумки «Клинское».
– Что же тебе сказал доктор? – поинтересовалась Томочка.
– Если уж очень захочу выпить, то ни водку, ни коньяк, ни вино, а чуток пива, – ответил Ленинид. – Эх, хорошее дело!
Марина Степановна брезгливо отодвинулась от стола.
– Хотите глоточек? – радостно предложил ей папенька. – Не познакомились мы. Здравствуйте, Ленинид, отец Вилки…
Уж не знаю, что собралась ему ответить мать Вована, судя по ее сжавшимся в нитку губам, ничего хорошего, но тут в кухню влетела Кристина и заорала:
– Вот!
Я с удивлением посмотрела на нее и улыбнулась. На ее пальце висела бутылка.
– Кристина! – сердито сказала Томочка. – Мы все поняли. Пошутила, и хватит. Вынимай палец.
Девочка покачала головой:
– Не получается.
– Отвратительное поведение! – процедила Марина Степановна, прижимая к себе Никитку. – Хотя чего ждать, если бедный подросток живет в такой семье! Вы и этого младенца испортите!
– Немедленно вытащи, – обозлилась я.
Кристя попыталась выдернуть палец, но ничего не вышло.
– Ерунда, – рявкнула Марина Степановна, – потряси сильней!
– Что случилось-то? – засуетился Ленинид.
Я быстренько ввела папеньку в курс дела, Томочка так и этак пыталась вытащить Кристин палец.
– И правда ничего не выходит, – выдохнула она, – рука, наверное, отекла.
– Да разбейте бутылку, – посоветовала Марина Степановна.
Мы подвели Кристю к мойке, и я осторожно ударила по бутылке разделочной доской. Но толстое стекло устояло.
– Мне больно! – заорала Кристя.
– Если даже раскокаем бутылку, горлышко останется на пальце, – засуетилась Томочка, – получится эффект неснимающегося кольца.
– Кристя, одевайся, поедем в травмопункт! – рявкнула я.
Кристя пошла в прихожую.
– Все равно бред! – кипятилась Марина Степановна. – Что влезло, то и вылезти должно! Не верю! Девочка придуряется.
Ленинид вышел в коридор.
– Где полис Кристинки? – спросила я. – Нас без него не примут.
Томочка побежала к себе в спальню. Никитка весело агукал, прыгая на руках у Марины Степановны. И тут в кухню вернулся Ленинид, тихим шагом пересек помещение и молча сел на табуретку. Меня что-то кольнуло, я подняла глаза, глянула на папеньку и заорала:
– С ума сошел!
На пальце у него висела бутылка.
– И правда не вылезает, – грустно сказал он, – вертел-вертел, никак!
– Немедленно ступай за пальто, – прошипела я, – потом побеседуем!
В метро мы произвели фурор. Правда, сначала Ленинид и Кристя, стесняясь окружающих, прикрывали бутылки, но потом им надоело так сидеть. Пассажиры, увидав сладкую парочку, зашушукались. Наконец одна тетка не выдержала и спросила:
– Рекламируют чего? Не пойму никак.
– Нет, – ответила я, – пальцы в горлышко засунули, указательные.
– Зачем? – влезла в разговор девочка, одетая в клочкастую шубейку.
Я глубоко вздохнула и стала объяснять ситуацию. На этом мои мытарства не закончились. Ленинид и Кристя перестали стесняться и принялись рассказывать вновь входящим, каким образом на их пальцах оказались бутылки. Каждый раз рассказ вызывал одну и ту же реакцию: «Не может быть, если туда вошел, то и назад непременно должен выйти».
В травмопункте я ввела парочку в кабинет к доктору. Тот внимательно выслушал «анамнез».
– Понятно, – протянул врач, – сначала ребенок, а потом его дедушка засунули пальцы в горлышко, что ж, бывает.
С абсолютно равнодушным лицом он начал мыть руки. Кристя и Ленинид прижались друг к другу, им явно стало страшно, а у меня возникло очень неприятное ощущение, ну как у главы семейства олигофренов. Вытерев пальцы, врач подошел к Кристе и сделал быстрое движение. Она вскрикнула, палец выскочил наружу. Через секунду та же процедура была проделана с Ленинидом.
– Свободны, – сообщил хирург, – Анна Ивановна, кто следующий?
– Мальчик трех лет с ластиком в носу, – ответила медсестра, потом повернулась ко мне: – Чего стоите?
– Но у них пальцы похожи на сардельки, – робко сказала я.
– А вы чего хотели! – рассердился хирург. – Теперь только часа через три отек спадет.
– Почему?
– Ступайте себе, – сурово заявила медсестра, – недосуг болтать, очередь сидит. Постеснялись бы, взрослые люди, не дети ведь, а глупостями занимаетесь!
Естественно, на обратном пути Ленинид и Кристя болтали без умолку и довели меня почти до бешенства.