Микстура от косоглазия
Шрифт:
Люся остановилась, перевела дух и зачастила дальше:
– Правда, Ксюха и сама хороша. Учиться бросила, с дурной компанией связалась. А потом она тете Зине по полной программе отомстила.
– Каким же образом?
Люся захихикала:
– Тетя Зина дочери на приданое собирала, три тысячи баксов в чулок сложила, а Ксюха их сперла и из дома удрала.
– Когда?
– Да уж больше года прошло.
– И она с тех пор ни разу у отца не появлялась?
– Нет, – покачала ногой Люся, – и не придет. Она мне сказала: «Ну ее, эту Зинку, сама проживу, надоела».
– И отец не искал дочь?
– Ему наплевать, – пожала плечами девица, –
– И Зина тоже не волновалась?
– Скажете тоже, – фыркнула Люся, – да она полгода ходила по двору и орала: «Не дай бог эта воровка мне на глаза покажется! В милицию сдам, пусть судят за грабеж».
– Неужели никому не интересно, куда подевалась Ксюша? Кстати, ты у нее не видела куртку, вот такую, как на мне сейчас?
– Откуда бы у Ксюхи таким вещам взяться, – протянула Люся, – тетя Зина ей только с Верки шмотки отдавала. Не захочет ее доченька распрекрасная, отличница чертова, чего носить, вот тогда Ксюша это и получала.
– Все-таки странно! Молоденькая девушка убегает из дома, и никто даже ухом не ведет.
– Вадька приходил, – вздохнула Люся, – только тетя Зина его с лестницы спустила. Уж как орала! «Знаю, ты ее подучил, скрипач долбаный».
– Кто такой Вадик?
Люся аккуратно сунула окурок в заботливо поставленную кем-то на подоконник пустую баночку из-под «Нескафе».
– Любовь Ксюхина, не по себе дерево срубить решила.
– Можешь поподробней рассказать?
– Запросто, – усмехнулась Люся, – слушайте.
Ксюша выросла в так называемой неблагополучной семье. Родители тратили все деньги на водку, потом мать умерла, а отец женился на Зинаиде, вполне нормальной по виду женщине, крайне отрицательно относящейся к любому алкоголю. Непонятно, почему Зина решила выйти замуж за Ивана. Их семейная жизнь не заладилась сразу: скандалы, драки. У Зинаиды имелась собственная, горячо любимая дочка, и для падчерицы в ее сердце места не нашлось. Два года назад Ксюша влюбилась, да не в кого-нибудь, а в Вадима Семина, мальчика из благополучной, очень обеспеченной семьи. Вадик учился в консерватории по классу скрипки, носил костюм с галстуком, не ругался матом, не пил в подъезде водку, в общем, был птицей из другой стаи, но по непонятной причине между ним и Ксюшей вспыхнул роман.
– Ксюха по нему умирала, – оживленно сплетничала Люся, – прямо дышать в его присутствии боялась, надеялась, что Вадик на ней женится, только я сразу поняла: ничего хорошего не получится. Впрочем, может, и вышло бы у них чего, не знаю! Ксюха небось, когда деньги стырила, к нему поехала, наверное, родители и дали согласие на брак, когда столько долларов увидели! Они-то Ксюху нищетой считали, а тут три тысячи баксов! С такой суммой и полюбить можно!
– Люся, ты где? – раздался снизу визгливый голос. – За смертью тебя посылать! Сколько можно яйцо ждать!
– Ой, – подхватилась девушка, – пора мне.
– Где Вадик живет, знаешь?
– В новорусском доме, – сообщила она, сбегая по ступенькам вниз, – прямо за метро, в нем супермаркет «Перекресток».
Ее щупленькая фигурка исчезла.
– Эй, постой, – заорала я, – а квартира какая?
– Фиг ее знает, – долетело снизу, потом раздался стук, и на лестничной клетке воцарилась тишина.
Тяжело вздохнув, я пошла к метро. Может, этот Вадим, мальчик из хорошей семьи, сумеет объяснить мне: каким образом на Ксюше оказалась белая куртка и куда подевалась Аня? Наверное, юноша все глаза выплакал, разыскивая любимую, да
Номер квартиры, в которой проживал Вадик, я выяснила очень легко. Вошла в подъезд, увидела лифтершу и, притворно вздохнув, спросила:
– Не знаете, где мне найти молодого человека, скрипача, Вадима Семина?
– Зачем он вам? – бдительно поинтересовалась дежурная.
– Я сотрудница консерватории, привезла Вадиму ноты, – лихо соврала я, – дом хорошо помню, бывала у Семиных не раз, а квартиру забыла!
Консьержка оглядела меня с головы до ног и, очевидно, осталась довольна, потому что весьма приветливо ответила:
– Он живет на седьмом этаже, поднимайтесь.
Я поехала на лифте вверх, по дороге сообразила, что дежурная не назвала мне номер квартиры, но, когда лифт бесшумно открылся, глаза наткнулись только на одну дверь, самого роскошного вида. В этом доме каждый этаж занимала одна квартира.
Внутрь меня впустила женщина лет сорока, одетая в розовый фартук. Не выказав никакого удивления при моем появлении, она почтительно сказала:
– Ванная вот здесь, полотенчико голубое, абсолютно чистое.
Я молча вымыла руки и спросила:
– Простите, Вадим…
– Он вас ждет, – ответила женщина, – сюда, пожалуйста.
Мы миновали длинный коридор, просторный холл, потом какую-то странную комнату без окон, всю, от потолка до пола, завешанную картинами. В огромных апартаментах стояла музейная чистота и такая же тишина, в воздухе витал легкий запах полироли для мебели. Наконец мы добрались до нужной комнаты. Я слегка удивилась, дверь ее была обита кожей.
Когда-то, до массового появления железных, подобная дверь, обложенная ватой и обитая дерматином, была в нашей с Раисой квартире. У многих в подъезде дерматин был разделен на ровные ромбы «золотой» проволокой. У нас с мачехой денег на эту красотищу не хватило. Но внутри жилого помещения я никогда не встречала такого дизайна. Разве только в НИИ, где работала уборщицей, там такая дверь вела в директорский кабинет, и сделано это было из функциональных соображений. Начальство, обладавшее зычным голосом, не хотело, чтобы сидевшие в приемной слышали его разговоры.
– Пожалуйста, – притормозила домработница и распахнула дверь.
Я шагнула внутрь и не удержала завистливого вздоха. Именно так должна была выглядеть моя комната, имей я в кармане столько денег, сколько их было у родителей Вадима.
Вообще говоря, мне грех жаловаться. Всю жизнь я прожила в отдельной квартире, крохотной «двушке». Большинство ребят из моего класса обитало в таких же, и у них на тридцати квадратных метрах толпилось безумное количество родственников. У Ленки Мамалыгиной, например, в десятиметровке жил старший брат с женой и двумя младенцами, а в «большой» комнате ютились остальные члены семьи. У Мишки Каретникова вообще не было кровати, он спал на кухне, на надувном матрасе. А куда, скажите, ему было деваться, когда отец привез из деревни свою безумную мать? Мишкину софу отдали бабке, а другую кровать в квартиру невозможно было впихнуть. Мы же с Раисой жили вдвоем, но своей комнаты у меня не было. Спали мы в «маленькой», а «залу» мачеха превратила в гостиную, там стоял телевизор. Уроки я делала на кухне. Игрушки мои лежали в ящике под кроватью, а книг в нашем доме не водилось. Попав впервые в гости к Томочке, я обомлела, увидев бесконечные стеллажи с книгами, и спросила: