Милашка для психа
Шрифт:
— Бездомные люди тоже не жалуются на свои подвалы, но будь у них выбор — они бы предпочли что-то более комфортабельное.
— Правильно ли я понимаю, что завтра утром вполне могу обнаружить у себя на диване бомжа?
Псих стрельнул в Таню взглядом. Таким, ни черта хорошего не предвещающим взглядом.
— Нет.
— Отлично. Собаку тоже убери.
— Какая ты злая! Может, мне все-таки трахнуть тебя, чтобы ты успокоилась?
Таня была уже на полпути к выходу из кухни, когда слова психа догнали ее.
Она
— Кстати об этом. Чтобы окончательно замять эту тему — у меня все в порядке. В полном. Блять. Порядке! А даже если бы было не в порядке — ты был бы последним человеком на планете, к кому бы я обратилась за помощью!
Псих улыбнулся своей фирменной улыбочкой — уголком губ. Оскал, иначе эту улыбку не назовешь. Таня почувствовала себя размазанным по сковородке желтком.
— Так значит, все-таки обратилась бы?
И он вдруг пошел на Таню, как бульдозер. Прямо напролом, пока не припер ее к стенке.
Было неловко. Особенно, когда Таня с ужасом почувствовала теплую влагу в своих трусах.
Оооо нет. Нет, нет, только не сейчас, пожалуйста.
Она прикрыла глаза. Постаралась вспомнить что-нибудь мерзкое, склизкое, отвратительное… Но псих толкнулся бедрами, и…
Вот черт.
У него привстал.
Таня открыла глаза и посмотрела на него укоризненно.
— Зачем ты это делаешь?
— Чтобы ты немного расслабилась.
— Еще чуть-чуть, и подумаю, что я твой трофей. Очередной спор? Что тебе нужно?
Псих фыркнул, ладони его легли на стену по обе стороны от Таниной головы, и он дыхнул в ее рот, потираясь кончиком носа о нос.
— Если бы это был спор — я бы уже выиграл.
— Не подавись самомнением.
— Не волнуйся за меня.
Они какого-то черта говорили шепотом. Тане казалось, что она сейчас на воздух взлетит от этой жгучей смеси возбуждения и злости.
А еще…
Она жутко, до боли, просто невыносимо сильно хотела…
Секса, разумеется, не психа. Псих — просто качок с членом, ничего особенного.
Ничего особенного.
Ничего.
Особенного.
Она повторяла это себе, пока отталкивала психа от себя, пока шла в свою комнату, пока лежала, толкаясь в подушку, пока кончала, закусив кулак…
* * *
— Охренеть! — выпалила Полина, оглядев Таню с головы до ног.
Она знала. Знала, что ее старания будут оценены по достоинству. Потому что она, мать вашу, вытащила эти кожаные брюки из самых глубоких недр своего шкафа. Глубже — только бабушкины шали, покусанные молью. Эти брюки лежали там со времен основания мира, а точнее — с Таниного одиннадцатого класса, и сидеть плотнее на бедрах могла, пожалуй, только ее кожа. Она даже дышать в них боялась, чтобы они не лопнули по швам.
В дополнение к узким
??????????????????????????
Здесь было все: и открытый пупок, и сетка, из-под которой сейчас отчетливо виделся черный кружевной лифчик, и блестки. От блесток, кстати, все чесалось, но Таня твердо уверовала в то, что красота требует жертв, и сказала самой себе, что снимет этот топ только ради сногсшибательного мужчины. И никак иначе.
— Пойдем, тебе еще нужно меня накрасить, — она схватила Полину за руку и затащила в квартиру.
— Накрасить? Кто ты и что сделала с моей подругой? О мой бог!
Последнее — это была ее реакция на психа.
Тот вышел на них из душа, как черт из табакерки — весь из себя такой мокрый. Ну, короче…
Полинка чуть в обморок не грохнулась. Она вцепилась Тане в руку и, вытаращив глаза, долго пыталась сказать что-то цензурное, но взгляд ее блуждал между прессом психа и его лицом, и Таня реально испугалась за подругу.
Псих, надо признать, явно обрадовался такой реакции-комплименту, и хотел что-то ответить, но тут его взгляд остановился на Тане, и он…
Как бы вам это сказать?
Одеревенел.
Таня впервые его таким видела. Это было жутко и комично одновременно. Псих словно в камень превратился. Его большие глаза как будто выкатились из орбит еще сильнее, и он сжал челюсти, кулаки и, Таня готова был поклясться, если бы она могла проверить, то убедилась бы, что его задница тоже крепко сжата.
И ей… Вдруг стало так приятно. Было сложно разобрать, хочет ли псих ее трахнуть или же — прибить за такой наряд, но Таня определенно вывела его из себя, а ради чего еще стоит жить?
Так они и стояли минуты две. Полли таращилась на психа, капая слюнями так, что притащенный им пес (которого он, кстати говоря, все еще не выкинул), выглядел оскорбленным. А псих таращился на Таню, и та, от греха подальше, с Полинкой под руку, скрылась в своей спальне. А то мало ли что.
— Это он? Он? ОН? — визжала Полли, но шепотом, ведь у нее был к этому природный талант.
Таня захлопнула дверь и протянула ее сумку, в которой явно было достаточно косметики, чтобы накрасить какую-нибудь маленькую страну.
— Смотря кого ты имеешь в виду.
— Ну этот… ТОТ. Тогда.
— Полли, я понятия не имею, как к тебе люди на концерты ходят. Ты же двух слов связать не можешь.
Она стрельнула в Таню глазами.
— Злюка. Ты же меня поняла.
Таня вздохнула, когда она вытащила темно-синие блестки из сумки и начала наносить их ей на верхнее веко.
— Да поняла я, поняла. Это он, если мы с тобой об одном и том же.