Милая Шарлотта
Шрифт:
А из кухни лился потрясающий аромат свежевыпеченных булочек. Обрадовавшись сладкому, Шарлотта сходу схватила одну и собралась уже забраться в свое любимое кресло подле камина, но совершенно неожиданно получила шлепок по рукам от кормилицы:
– Нечего со стола таскать! Дождитесь завтрака, как полагается - скоро все готово будет… - сердито молвила Сильва, отбирая булочку.
В другой бы раз Шарлотта разозлилась на такое поведение - пообещала бы нажаловаться папеньке и пару часов не разговаривала бы с Сильвой, но сегодня решила смолчать. В ней все больше и больше крепло подозрение, что утро это необычное. Может, гости пожаловали с
Еле сдерживаясь от будоражащей сознание догадки, Шарлотта обошла печку, у которой Сильва помешивала варево, и, ласково глядя на кормилицу, вопросила:
– А что это все бегают с утра туда-сюда, туда-сюда… Никак случилось что?
– Гости к нам пожаловали, барышня - умаялась я уже с утра. Да завтрак было велено не в столовую подавать, как всю мою жизнь было, а во дворе накрыть. По-модному!
– Сильва презрительно скривилась, ибо новшеств никаких не признавала.
– А приехал-то кто?
– воскликнула Шарлотта.
Сильва, может быть, и ответила бы, но в этот момент у нее на огромной сковороде оглушительно зашипели подгорающие булочки, и та, бросив варево, принялась снимать их со сковороды.
– Ох, не мешайте мне, барышня… - снова прикрикнула кормилица на Шарлотту, - и без вас у меня дел невпроворот!
– Ну и возись тут тогда одна!
– хмыкнула девушка и, нахмурив брови, гордо покинула кухню. По пути, правда, все же утащила румяную булочку.
Между тем, желание узнать, кто приехал в гости, не отпускало. Дворовые мало чем помогли: обращаться особенно почтительно к своим господам, уже много лет не платящим жалования, в д’Эффеле было не принято - крестьяне только бросали через плечо, что, мол, приехал некий господин. По описанию он вроде был молодым, а вроде и не очень. Приехал он в экипаже, и Жан сейчас поил его лошадей.
Бросившись во двор, Шарлотта действительно увидела экипаж - карету, украшенную золотом и запряженную четверкой вороных коней, которых в данный момент и распрягал Жан. Барышня залюбовалась - редко ей доводилось видеть такую красоту. Пожалуй, что и графы де Граммон такой каретой не владеют, разве что герцоги де Мирабо… Однако же герб на карете явно принадлежал не герцогам.
В задумчивости и с некоторой тоской - ведь Шарлотта так надеялась, что приехал мсье де Руан - она побрела обратно. На цыпочках девушка крутилась возле кабинета отца, где папенька засел с гостем - пыталась даже подсмотреть в замочную скважину, и голову сломала, раздумывая, под каким ей предлогом войти в кабинет. На счастье даже нашла корреспонденцию, забытую в это утро папенькой, и попыталась уже войти… да только было заперто изнутри.
Впрочем, ждать пришлось недолго. В тот самый момент, когда Шарлотта в очередной раз наклонилась, припав к замочной скважине, дверь неожиданно отворилась - на пороге стоял некий мужчина лет, должно быть, двадцати пяти. Он был в неброском, но добротном жюстокоре из бархата болотного цвета с увесистой, лишенной щегольских украшений шпагой на боку, а голову его покрывал парик.
Шарлотта не растерялась и быстро сменила свою неприличную позу на глубокий реверанс - излишне, правда, предупредительный. Мужчина же в болотном жюстокоре увидеть здесь ее явно не ожидал, потому даже не поклонился и стоял несколько ошеломленный. Впрочем, оказалось, что дверь он открывал для другого мужчины - пожилого, наряженного в парчу и каменья. Подле него тут же возник папенька:
–
– Шарлотта, познакомьтесь с господином бароном де Виньи. Его Милость чрезвычайно интересовались вами еще на балу в Шато-де-Граммон и наконец-то выбрали время познакомиться лично…
Папенька еще что-то говорил, но Шарлотта, приседая, как того требовал этикет, в реверансе, бросила взгляд из-под ресниц на молодого господина - он заинтересовал ее куда больше старика-барона. Кажется, оба мужчины похожи - верно, молодой приходится старому сыном.
– Я очарован вами, мадемуазель, - барон припал к руке Шарлотты, - чрезвычайно рад с вами познакомиться…
– О, друзья мои, у вас еще будет время наговориться!
– преувеличенно радостно сообщил отец, беря под руку барона.
– Но сейчас наступает время завтрака, Чарли, вы ведь присоединитесь к нам?
Глядя на нее, отец сделал страшные глаза, так что у барышни и мысли не возникло отказаться, хотя она редко обедала в обществе друзей батюшки. Папенька увлек барона в сад, а молодой человек, сделал к ней шаг и, коротко поклонившись, отрекомендовался:
– Оливье Госкар, секретарь Его Милости барона де Виньи. Всегда к вашим услугам, мадемуазель.
– Шарлотта д’Эффель мадемуазель де Рандан, - на этот раз Шарлотта обошлась легким книксеном, - и я не выношу, когда меня называют Чарли.
– Я учту это, мадемуазель, - улыбнулся мсье Госкар, как показалось Шарлотте понимающе.
Барышня уверенно оперлась на предложенную руку и позволила мсье секретарю отвести себя в сад.
Глава 9. ПОДРУГИ
– Бежит!
– Клер привстала со скамейки в парковой аллее замкового комплекса де Жув, сделала несколько шагов навстречу мальчишке-посыльному и первой взяла очередное розовое письмо в руки.
Мадам де Жув в начале недели обратилась к родителям Клер с просьбой отпустить их дочь погостить, и те с радостью согласились. Для Клер все было в новинку в этом доме: отдельная комната, сон до полудня, мясо и сладости на столе каждый день. Никогда еще она не проводила время так замечательно. Проснувшись, она, обыкновенно, ждала, когда проснется Ирен, а потом они принимались наряжаться: Ирен могла перемерить по пять туалетов, и заставить служанку два раза подряд переплетать ей локоны - будто бы предыдущая прическа ей не шла…
Потом подруги отправлялись в пешую прогулки по парку, говоря на такие темы, обсуждение которых Клер еще неделю назад сочла бы неприличным. Сейчас же эти прогулки стали для девушки любимым времяпрепровождением. Иногда к ним присоединялась мадам де Жув, рядом с которой болтушка и кокетка Ирен выглядела бледным ее подобием…
Матушка Ирен - мадам Аньес де Жув - стоила, пожалуй, более подробного описания: дочь была очень похожа на нее, буквально одно лицо. И это лицо не очень-то постарело в ее неполные тридцать пять лет, благодаря тому, что Аньес, как потребовала называться себя мадам, знала невероятное количество рецептов, настоек и отваров для улучшения цвета кожи. Мадам Аньес отличали от дочери разве что развитые формы и еще более откровенные, чем у Ирен, наряды. Мадам считала необходимым даже утром оголять все, что можно оголить приличной женщине.