Милая Шарлотта
Шрифт:
Он призадумался, но тут же рассмеялся:
– Но ведь она не помолвлена? Значит, у меня еще есть шанс. Жоржетта, право, вы слишком дурно думаете о мадемуазель д'Эффель…
– Я знаю ее лучше вас!
– Жоржетта, друг ли вы мне?
– Она вам не пара!
– Жоржетта, вы мне друг?
– еще раз спросил Шарль, пристально глядя ей в глаза.
Жоржетта мчалась домой, не разбирая дороги. Лошадь под ней была взмылена и уже хрипела, а она все гнала и гнала, мучая бедное животное. Въехав во двор родного замка, она швырнула поводья подоспевшему конюшему, отказавшись от помощи лакея,
Фехтованию она училась с детства - у герцога, ее отца, не было сына, а Жоржетта росла очень любознательной девушкой. Сейчас же, орудуя шпагой, она словно позабыла все уроки мастера-испанца, и наносила удары рубящие, некрасивые. Слишком много эмоций, как сказал бы отец. В порыве ненависти она рассекла шелковую занавеску на окне, дорогой гобелен и, завидев в дальнем углу статую Венеры Милосской, уверенно направила град ударов на нее. На все то, что олицетворяла статуя: женственность, красоту и обаяние. Все то, чего у нее никогда не было.
Изрядно попортив и статую, и дорогую шпагу, Жоржетта швырнула оружие в дальний угол и… неожиданно для себя разрыдалась.
Глава 5. ШАТО-Д'ЭФФЕЛЬ
День бала стал триумфом для Шарлотты д'Эффель - очаровала и покорила всех в памятный вечер в Шато-де-Граммон именно она, а не именинница. Зеленые глаза блестели в свете свечей и обращены, казалось, к каждому и никому из присутствующим одновременно. Черные кудри чуть выбивались из прически, но Шарлотту это только красило, а на разгоряченных танцами щеках горел румянец. Она с такой легкостью и врожденной грацией парила по бальной зале, что юноши считали за честь коснуться руки молодой красавицы.
У юной Шарлотты был только один недостаток - ее отец не имел ничего, кроме небольшого поместья, которое едва ли могло прокормить его, и старинного замка в этом поместье, давно нуждающегося в ремонте. В замке всегда была полутьма, потому как жечь свечи понапрасну старый д’Эффель не позволял. Топилась только одна комната - та, что принадлежала Шарлотте. Сам же хозяин хорохорился, что «в их провинции в домах можно и вовсе не топить» и ходил вечно простуженным. В особенно холодные дни он кутался в старые камзолы и шали или же вовсе шел греться на кухню, бок о бок с дворней.
Старый д’Эффель был беден.
Шарлотта знала, что так было не всегда: когда-то, еще до ее рождения, отец носил титул графа де Рандан, имел обширные и богатые земли в провинции Анжу и был вполне счастлив со своей семьей, которая тогда включала его самого, его жену - наследницу старинного рода - ставшую впоследствии матерью Шарлотты, семнадцатилетнего Анри и двух маленьких дочерей. Но графу хотелось большего, хотелось быть ближе к власти…
…Это был 1651 год - разгар событий, которые в последствие назовут французской Фрондой. Граф понимал, что это было время, когда каждый мог вытянуть счастливый билет, достаточно лишь правильно выбрать сторону - кардинал Мазарини или принц Конде? И тот, и другой в случае победы осыпал бы сторонников всевозможными благами. Пока тогда еще молодой граф решал, к какой из сторон присоединиться, его сын Анри, горячий и своевольный, поддержал Конде - человека королевских кровей умного и жесткого, в отличие от пронырливого казнокрада итальянца Мазарини, который никогда не был особенно популярен. Того, что за Мазарини стоял малолетний король Людовик XIV никто
Кто бы мог подумать, что уже на следующий год Фронда потерпит грандиозный провал, а всех сторонников мятежного принца отдалят от Двора, лишат титулов и привилегий. Под раздачу попал и граф де Рандан: титул, как и земли в Анжу, были отобраны. Осталось лишь матушкино приданое - Шато-д'Эффель - некогда богатое поместье, но разграбленное и пришедшее в запустение за время Фронды.
На голову семьи д'Эффель посыпались и другие несчастья: отец жестко поссорился с Анри, после чего юноша навсегда ушел из дома. Матушке, без ума любившей сына, это серьезно подорвало здоровье. Очередная вспышка оспы унесла ее жизнь и жизни двух ее старших дочерей, пощадив лишь годовалую Шарлотту.
Мать Шарлотте заменила ее кормилица - толстая и громогласная итальянка Сильва. Это при Дворе итальянцы были теперь не в почете, а в захолустном д'Эффеле до дворцовых нравов никогда никому не было дела.
Отец так больше и не женился, мечтая лишь об одном - вернуть утерянные титул и земли. Будь у него второй сын, мальчик мог бы вступить в армию короля и доказать свою преданность трону, но Шарлотта была девушкой, что временами расстраивало отца. Но по мере взросления его красавицы-дочери д'Эффель все больше укоренялся в мысли, что Шарлотта должна попасть ко Двору - ей с ее красотой и обаянием там самое место!
Шарлотта о мыслях отца знала и вполне их поддерживала. А порой шла и еще дальше: ей как-то довелось увидеть портрет Дианы де Пуатье, возлюбленной короля Генриха II, и она со всей серьезностью подумала тогда, что ничем не хуже этой фаворитки короля. А, пожалуй, даже и лучше. Шарлотта не сомневалась: стоит ей лишь улыбнуться Его Величеству, тот простит батюшку и вернет вожделенные титул и земли.
Именно такие мысли посещали голову Шарлотты - и довольно часто - до памятного бала. Сейчас больше всех на свете титулов ей хотелось получить послание от мсье де Руана, от Шарля. Любое - пусть даже записка, состоящая из двух слов, лишь бы знать, что он к ней неравнодушен. Что после их встречи в графском лесу он думал о ней хотя бы минуту.
Проснувшись по обыкновению с рассветом, Шарлотта оглядела стены и потолок из неровного серого камня, покрытые гобеленами, на которых, впрочем, все равно нельзя было разобрать орнамента - настолько они были старыми и пыльными. Узкая комната - не от недостатка места в замке, а, чтобы меньше топить; старая кровать, пара сундуков в углу, стол с письменными принадлежностям да зеркало, у которого Шарлотта причесывалась.
Барышня с грустью посмотрела на роман, который читала ночью - в нем прекрасную героиню каждое утро будила горничная в залитой солнцем спальне, потом приносила ей ароматных булочек на завтрак и ежеминутно говорила, какой же красавицей уродилась ее госпожа.
Вздохнув и в который раз пообещав себе выгнать Брижит, Шарлотта откинула одеяло и сама подошла к окну, раздвинула занавески. Солнце давно встало, но во дворе были тишь да покой - слуги в этом доме вставали, похоже, позже господ.
– Брижит!
– крикнула, как могла громко Шарлотта во двор. Ответом ей было лишь кудахтанье кур из птичника.
– Ох, и достанется же когда-нибудь этой девчонке!
Ворча в адрес горничной, Шарлотта сама принялась стягивать на себе корсет, влезать в домашнее платье и заплетать в простую косу волосы.