Милиционер Денисов
Шрифт:
Денисов прилег около машины, просматривая старую “Вечерку”, подобранную им в кузове. Он понимал, что не должен браться за дело слишком рьяно. Иногда по зову Губенко Денисов поднимался, брал в руки лопату и срывал какой-нибудь бугорок, на который указывал ему все тот же Губенко. Шагалов в это время смотрел в трубу и делал пометки в тетрадке, а Губенко ходил чуть поодаль с планкой.
Денисов опасался вначале, что работа, лишенная внутреннего смысла, подействует на них угнетающе, но, к счастью, у Шагалова был наготове целый арсенал анекдотов и шуток, над которыми сам, впрочем, он ни разу не улыбнулся. Нервозность у Денисова прошла почти совсем,
— Новожилов нас разгадал.
С того момента, как “топографы” расположились на лугу, хозяин дома, которого в деревне называли Лукоянычем, и его постоялец не отходили от окна.
— Наконец-то возьмутся за интернат, — заметил по поводу “топографов” Лукояныч. — Оно бы хорошо!
Пенсионер, бывший бухгалтер совхоза, живший уже несколько лет бобылем на отшибе деревни, Лукояныч изрядно истосковался однообразием жизни и жаждал вокруг себя движения, суеты, какого-то действия. Его постоялец, приехавший на пару недель из Москвы, чтобы отдохнуть, подышать лесным воздухом после болезни, был настроен иначе. Он сумрачно наблюдал за работавшими, ни на секунду не выпуская из виду всех четверых.
— Детям будет неплохо, — продолжал Лукояныч, — речка рядом, лес — тоже, земляника, грибы… Только дорогу подремонтировать. Интернату законно автобус положен, полуторка Учителя бы в деревне молоко покупали, яйца. На два месяца и мне, пенсионеру, пойти в интернат поработать, — Лукояныч оглядел стены своего запущенного дома. Отсутствие хозяйки чувствовалось здесь в каждом углу, в сыром воздухе плохо проветриваемого помещения. Полы давно уже не подметались, со стен свешивались почерневшие провода, а стоявшая у окна металлическая кровать с панцирной сеткой была чуть прикрыта коротким фланелевым одеяльцем.
— Да, — пробурчал постоялец — Будет дело…
Давая в райотделе уничтожительную характеристику Новожилову, майор Горбунов был недалек от истины. Не в меру вспыльчивый, завистливый и недалекий, Новожилов словно жил в особом мирке, заполненном до краев извечной подозрительностью, опасениями, личными счетами и какой-то дремучей неосведомленностью обо всем, что находится вне его узких мелочных интересов и забот. Поэтому даже в делах простых и понятных Новожилов постоянно попадал впросак, отчего его обычная неуравновешенность с годами становилась все заметнее для окружающих и принимала характер заболевания. Дерзкое ограбление, которое стоило жизни сторожу ювелирного магазина и за которое его теперь разыскивали, было, по существу, задумано другими, а Новожилов оказался втянутым в число участников, причем на главную роль. И теперь, вынужденный скрываться в глуши, не получая ни от кого ни помощи, ни поддержки, он проклинал и воров и милицию, а больше всего ту цепь случайных и неблагоприятных для него обстоятельств, которые приковывали его теперь к окну дома Лукояныча и заставляли сжимать в руке старый и весьма ненадежный в этой ситуации “дамский” пистолет.
За свою достаточно неустроенную жизнь Новожилов имел немало возможностей следить издалека за работой и геологов, и геофизиков, и топографов. И все же, наблюдая за “работягами”, возившимися у теодолита, он так и не мог понять, кто перед ним, и, повинуясь одному лишь инстинкту самосохранения, заранее решил, что перед ним именно те люди, встреча с которыми не сулит ему ничего хорошего.
— Сколько детей могут поместить в школу-интернат? — спросил Лукояныч. — Человек триста? Пятьсот?
— Интернат! Олень безмозглый… Здесь такой интернат начнется — только держись!
Лукояныч недоуменно посмотрел на своего обычно сдержанного и молчаливого постояльца и ничего не ответил.
Новожилов быстро прошел во вторую комнату, где жил сам Лукояныч. Отсюда к лесу выходили три окна, и дорога была недлинной, но между домом и лесом, у машины, лежал с газеткой парень в светлой куртке. Он, безусловно, сразу заметил бы Новожилова, если бы тот попытался вылезти из окна и бежать в лес. А к крыльцу все время было обращено лицо второго парня, работавшего с планкой. Бежать из дома невозможно.
Когда же они думают его брать? Видимо, под вечер. Закончат работу, невзначай подойдут к дому, попросят воды. Или останутся ночевать? А может, подойдут только двое, а остальные будут прикрывать путь к лесу и луг… Во всяком случае, парень у машины должен остаться, в дом пойдут другие. Тут сразу все и станет ясно. Стоп! Новожилов заметил, как парень в светлой куртке не торопясь пошел с лопатой к теодолиту, освобождая тем самым путь к лесу. Неужели в угрозыск нынче стали набирать дураков? А может, он, Новожилов, ошибается? Может, топографы, которые бродят по лугу с рейкой, все-таки самые обыкновенные топографы…
Нет, бежать опрометью в лес и тем самым выдавать себя ни к чему, решил Новожилов. Надо подождать.
Старый работник уголовного розыска, добрейший Михаил Иосифович только на секунду случайно встретился глазами с Новожиловым, но даже издалека через стекло ощутил его взгляд, тяжелый, неустойчивый, короткий, по которому в любой сутолоке, в самой многолюдной толпе сыщики и преступники на протяжении многих веков безошибочно узнают друг друга.
— Может, нам сегодня уехать? Приучить его к мысли, что на лугу ведутся работы, а завтра приехать опять и взять? — спросил Губенко с надеждой в голосе.
— Завтра можно и не приезжать — его не будет…
— Действовать надо так, как действовали бы на нашем месте все землемеры. — Шагалов быстро исписывал одну страницу своей “топографической” тетрадки за другой.
— Надо бы снять с поста Денисова, — сказал старик, — уйти далеко теперь Новожилов все равно не успеет — лес обложен. А эта классическая расстановка сил, за которую в школе поставили бы пятерку, может все испортить.
Они подождали, пока подойдет Денисов.
— Обычно, — Шагалов выпрямился и отер пот со лба, — настоящие землемеры, и геофизики, и просто нормальные люди в этот час думают об обеде. В нашем положении они командировали бы самого молодого для переговоров в ближайший дом, поставив перед ним ответственную задачу — сварить картошку. Понял, Виктор Михайлович?
Денисов кивнул.
— Чего мы этим добиваемся? Первое: ликвидируем пост у леса, чем вводим в недоумение гражданина Новожилова. Второе: предоставляем нашему молодому другу возможность ввести Новожилова в круг флотских и заводских новостей. И третье: мы получаем реальную возможность пообедать. Предварительно все остальные начинают оттягиваться с теодолитом на приличное расстояние от дома и от машины. Новожилов, друзья, он не дурак, он понимает, что мы не пошлем Денисова одного его арестовывать. Пока все. Иди, Виктор Михайлович, чисти картошку. И — свободнее, расслабься!