МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 4
Шрифт:
– Ты же говорил, что Стерху не отдашь её, если что, заберёшь себе. Что теперь? Не получилось? Кишка тонка?
Отец сверкнул глазами:
– Ты меня на «слабо» не бери. Я, в отличие от тебя, мальчик по-настоящему взрослый, и не пытаюсь влезть в корзину сдувшегося воздушного шара. А ты мало того, что сам забрался, так ещё и мешки со своими комплексами натащил.
– Боже-Боже, какое образное мышление у всех, куда деваться?! – злюсь я.
– Подежурь сходи, отвлекись от дома, не доставай всех. Лучшее лекарство от недовольства
Отец, возможно и прав, может быть, действительно, вместо того, чтобы больше торчать дома, мне лучше…
Часть 17
Глава 1. Как часто слепы ревности глаза…
Но стоило мне только подумать о том, чтобы опять начать дежурить, как на следующий день я получил конверт. Среди прочих конвертов, что приходили на моё имя в Склиф, с документами и литературой, что я заказывал во множестве, в том числе и заграничных журналов, я быстро освоил английский, чтобы читать их, поначалу со словарём, но через пару недель в словарь я почти не заглядывал.
Раскрывать всю свою корреспонденцию я привык только дома, во-первых: на работе для этого не было времени, во-вторых: спокойно разобрать и рассмотреть, распределить по значимости можно было только дома в моём импровизированном кабинете, заваленном стопками бумаг, в которых разбирался только я, не позволяя там убираться даже Зое Васильевне.
В этом плотном сером конверте без штемпелей, только с моим именем оказались только фотографии…
У меня захлестнуло грудь горячей волной гнева. Мой отец, «взрослый мальчик» и Лёля… очень красноречиво.
…Он стоит на коленях посреди многолюдной, очень знакомой улицы, Лёля, делающая шаг к нему с испуганным почти лицом, ещё беременная тогда, но с небольшим животом. Это… весна что ли?..
Но есть ещё куда хуже, через окно снятое: они целуются на постели, она обнимает его, и она его целует… они одеты, но они целуются, и они в постели!
Лёли нет дома – она ушла гулять с Митей, как каждый вечер. Всё по расписанию, кроме кормлений, которые происходят, по-моему, вообще беспрерывно, он всё время у её груди днём и ночью. Но отец дома уже, в своём кабинете. Самое рабочее время и у него и у меня – ранний вечер.
Я вошёл к нему. Перед ним горящий монитор, а на нём очередные страшненькие картинки больной кожи.
– Алексей, взгляни, пытаются выдать обычный люэс за… – он повернулся ко мне с довольной улыбкой, собираясь поделиться сделанным им если не открытием, то интересным фактом.
– Лучше ты взгляни сюда! – я со шлепком плеснул фото на стол перед ним.
Он посмотрел, не касаясь, фотографии большие, чуть рассыпавшись, видны все, их много, но сюжет однообразен, так что сильно приглядываться не надо.
– И что? – сказал он, подняв глаза на меня, спокойный, но не улыбающийся, конечно, уже.
– «И что?»?! – я
– Это Арбат, – всё так же невозмутимо проговорил отец, отвечая только на последний вопрос, нарочно, чтобы взбесить меня ещё больше?.. – А что это значит… да ничего для тебя нового это не значит. Стерх делает всё, что может, чтобы вас поссорить, вот и всё. И нас с тобой заодно.
– Ничего нового?! – у меня ощущение, что у меня не то, что мозг, у меня волосы горят на моей бедной, готовой взорваться голове. – Ты издеваешься? Ты… Ты и сейчас… – я задыхаюсь. – Ты и сейчас продолжаешь это делать?!
– Охолони! – твёрдо и спокойно сказал он, продолжая смотреть на меня синеватыми глазами. – Я уже говорил, я тебе не соперник, – сказал отец, глядя на меня.
– Ты мне не соперник?! Ты сейчас насмехаешься надо мной, я не пойму?! Ты с моей женой целуешься в постели, и ты не соперник?! Ты стоишь на коленях перед ней – это что, не любовь?!
– Любовь, – невозмутимо подтверждает он, спокойно глядя на меня. Убить его, может?.. – Это любовь, Алексей. Благословение и проклятие одновременно. Если бы я не узнал Лёлю… Тебя и её, моя жизнь так и осталась бы жизнью среднестатистического удачливого паразита…. Я бы никогда даже и не понял как я жил… Но… это моя любовь, не её. Будь у меня хотя бы один шанс против тебя, Алексей, ты никогда не увидел бы Лёлю… Но ты мой сын… Ты мне дорог настолько, что я не встану между вами, – он вздохнул и улыбнулся немного, – и я имею достаточно этой любви, чтобы не брать, а давать. Я даю Лёле жить так, как хочет она. Только с тобой она счастлива и только тебя она любит…
В его глазах тёмное облако, ноябрь, вот этот самый, что завывает за окнами холодным мокрым ветром, гнетёт низким беспросветным небом, в моих такого и не бывало никогда…
– Послушай меня, Алёша, – продолжил он, – не играй по правилам и на доске Стерха. Он обыграет, у него все фигуры, у тебя только одна – но самая сильная, единственная способная противостоять его хитрости, не отдавай её в руки противника. Лёлина любовь только у тебя.
– Лёлина любовь… Господи, если бы это было так!
– Побойся Бога призывать! – отец повысил голос, сверкнув глазами. – Мозги включай, хотя бы иногда! Как можно быть таким умным и таким дураком вместе!
Я не мог не выматериться, выходя из кабинета этого наглого и уверенного чёрта, который заделался моим отцом.
– Не вздумай устроить Лёле сцену на эту тему, – сказал отец мне в спину.
Я даже вернулся:
– Что?! Промолчать? – почему я ещё не расквасил ему лицо?
– Меня послушай! Я скажу Лёле. Я сумею сказать так, что не поздоровится Стерху, а ты только оттолкнёшь её ещё. Только промолчи, остынь. Послушай меня хоть раз.