МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 5
Шрифт:
– Игай, дём! – он едва выше его колена.
Они резвятся, Игорь рад видеть нас, весело играет и дурачится с Митей. Они бегают в догонялки, когда Игорь догоняет со словами: «Догоню-догоню!», а Митюшка «убегает» с весёлым визгом, Игорь догоняет и, подхватив его на руки, подбрасывает вверх, Митюша счастлив. Вместо одного нормального отца у Мити три супер отца…
Наконец, они утомились, в зимней одежде не так сподручно бегать, особенно, если ты научился ходить всего три месяца назад. И вот Митя сидит на руках Игоря, серьёзно смотрит
Мы присели на скамейку, Митя подходит и отходит от нас. Парк уже совсем голый, нет даже куч листьев, они уже сожжены и убраны. И снега ещё нет, земля подмёрзла и твёрдая, как асфальт, трава на газонах почти содрана уборкой листьев – граблями выдирали их из травы. Воздух пахнет здесь, в парке замерзающей землёй и вот этой погубленной травой, замерзающим на ночь асфальтом, и городом: машинами, людьми резиной, почему-то…
– Лёля, этот ваш дом в Силантьево, он тебе нравится до сих пор? – спросил Игорь.
– Не то слово! Очень нравится, – искренне ответила я. – Кирилл хотел купить, но его уже продали.
– Я знаю, – ответил Игорь с довольной улыбкой. – Это я купил его. Я купил его тебе. Он твой.
– Как это? Ты…– я посмотрела на него: – Игорь… я не могу…
– Игай… – смешно повторил мою интонацию Митя.
И Игорь засмеялся:
– Ну, хоть что-то я могу подарить тебе, наконец! – он очень доволен.
– Ты нашёл то, от чего я не смогу отказаться! Спасибо, Игорь! – я обняла его за плечо, прижавшись головой к нему. – Но… это не понравится Кириллу…
– Утрясёшь как-нибудь, думаю, он тебе всё позволит, – усмехнулся Игорь.
Мы все замёрзли вскоре после того, как они перестали бегать, поэтому мы зашли погреться и поели в кафе, причём Митя умильно старательно орудовал ложкой, деловито жевал, заглядывая в тарелку.
Игорь смотрит на меня, я слушаю, что он рассказывает о той кафешке, где мы сидим. Здесь, как оказалось, и поэты наши знаменитые бывали, и актёры, и музыканты.
– Где-нибудь на западе в этом кафе висели бы сотни фотографий знаменитостей с их автографами. А у нас всё так, будто это обыкновенное дело, – я не могу не оглядывать стены, в модном духе ободранные до кирпичей.
– Наши знаменитости всегда были частью народа, а не отдельно, где-то… – улыбнулся Игорь, отхлёбывая из чашки. – В таких же квартирах жили, как все, даже зарплаты почти такие же получали… У нас даже царей убивали как обычных людей, а не на плахе… Всё по-другому у нас, похоже…
Я слушаю его и отвечаю, и я рада возможности отвлечься от своих мучительных раздумий. И вдруг Игорь в какой-то момент отвлёкся от своего рассказа, глядя на меня внимательно:
– Ты… ты беременна снова, да, Лёля? – спросил он так неожиданно, что я вздрогнула.
Покраснев горячей волной, я согласно кивнула. И отвернулась к Митюшке.
– А я думал, это Лёнечка – любовь твоей жизни. Стало быть…
И тут я безудержно зарыдала…
Да, она заплакала так горько, так по-настоящему, что я испугался, не сделалось бы ей плохо.
– Ну что ты… – поднявшись, я обнял её, а она уткнулась лицом мне в грудь, стыдясь своих слёз и не в силах совладать с ними. – Уходи ты от них, сколько можно? Что ты маешься с ними, с этими чёртовыми Легостаевыми?!.. Ну, что ты… плачешь? Или ты ребёнка не хочешь?
Митя замер с ложкой в руке изумлённо глядя на нас двоих…
Лёля даже перестала плакать:
– Как это? – она посмотрела на меня, отодвигаясь, мой вопрос подействовал как пощёчина, останавливая поток её слёз, – да ты что… – она икнула.
– Что ж тогда плакать? – я улыбнулся, погладил её по волосам.
Господи, я утешаю её, беременную от Легостаева! Что происходит? Что за абсурд опять?
– Мама, не пакай! – сказал Митя, обеспокоенно выпрямляясь и тряся ложкой в воздухе. – Игай, пусь мама не пакай!.. Игай, ты – ха-о!.. Кажи маме…
– Вот видишь, – улыбнулся Игорь, – мне поручено тебя успокоить. Официально.
Мы ушли из кафе, где уже привлекли внимание к себе. Сегодня я отвезу Лёлю в Силантьево, Легостаев приедет без них…
Это открытие о новой Лёлиной беременности шарахнуло по мне, как кулаком в грудь. Я начал подозревать ещё в свой последний приезд в Силантьево. Я всегда был очень зрячим по отношению к Лёле… И вот это открытие, потом её внезапные слёзы… Я вначале неправильно оценил их, в мгновенной надежде, что она огорчена. Но всё не так просто. Вечно с ней непросто…
И что теперь будет?.. Только бы Митя был моим…
– Ты что это, Алексей Кириллыч, с ума, что ли сошёл?
Сергей Анатольевич остановил меня после планёрки, зазвал к себе в кабинет. Я подал заявление об уходе вчера, очевидно, он узнал об этом.
– Нет, Сергей Анатольевич, не сошёл, но я нашёл новое место, денежнее… – начал я заранее заготовленную речь, когда мы сели он за стол, а я на диван напротив, у него небольшой кабинетик.
Но Сергея Анатольевича не так-то просто обвести вокруг пальца:
– Что ерунду-то говоришь? – он просверлил меня дрелью своих серых глаз: – Что придумал? С чего ты решил уйти? На ребят обиделся? Напрасно… Противно, конечно, я понимаю, но… Разве твоя вина, что жена б…, а отец…
– Нет, – я перебил его, не желая слушать, каким словом он обзовёт моего отца, которого я, то ненавижу, умирая от желания убить его, то отчаянно люблю, достаточно, что он уже припечатал Лёлю… – не надо повторять диких сплетен, Сергей Анатольевич…
– Да ладно, весь московский научный улей гудит об этой истории… – сказал он, и тут же спохватившись, взглянул на меня: – Ты… фу, чёрт…