Миллениум. Тетралогия.
Шрифт:
— Как твои дела? — спросила Анника, когда они переезжали через мост Скурубро.
— Спасибо, все хорошо.
— Так что же тогда не так?
— Не так?
— Я же знаю тебя, Микке. Ты весь вечер был какой-то задумчивый.
Микаэль помолчал.
— Это сложная история. В данный момент у меня две проблемы. Одна связана с девушкой, с которой я познакомился два года тому назад, она помогала мне в связи с делом Веннерстрёма, а затем вдруг взяла и исчезла из моей жизни без всяких объяснений. Она точно испарилась, и до прошлой
Микаэль рассказал сестре о нападении на улице Лундагатан.
— Ты подал заявление в полицию? — поинтересовалась Анника.
— Нет.
— Почему?
— Эта девушка живет очень скрытно. Нападению подверглась она. Так что ей и писать заявление.
Последнее, как полагал Микаэль, было крайне маловероятно и вряд ли входило в ближайшие планы Лисбет Саландер.
— Упрямая твоя голова! — сказала Анника и погладила Микаэля по щеке. — Всегда хочешь сам управляться со всеми делами. А в чем вторая проблема?
— Мы готовимся напечатать в «Миллениуме» один сюжет, который вызовет бурный отклик. Я сегодня весь вечер думал, не посоветоваться ли с тобой. В смысле, попросить о консультации как адвоката.
Анника с удивлением покосилась на брата.
— Ты хочешь проконсультироваться со мной! — воскликнула она. — Это что-то новенькое!
— Наш сюжет будет на тему канала поставки секс-рабынь и применения насилия к женщинам. Ты работаешь над этой темой и ты — адвокат. Конечно, ты не занимаешься вопросом свободы печати, но мне бы очень хотелось, чтобы ты прочла тексты до того, как мы их выпустим. Там и журнальные статьи, и книга, так что читать придется много.
Анника молча свернула на Хаммарбю-фабриксвег и, миновав Сикла-слюсс, добиралась до поворота на Энскедевеген узкими улочками, тянущимися параллельно Нюнесвеген.
— Знаешь, Микаэль, я только один раз в жизни была на тебя по-настоящему сердита.
— Не знал.
— Это было, когда против тебя подал иск Веннерстрём и тебя приговорили к трем месяцам заключения за клевету. Я так злилась на тебя, что чуть не лопнула от злости.
— Почему же? Я же сам справился.
— Ты и раньше не раз справлялся сам. Но на этот раз тебе нужен был адвокат, а ты нет чтобы обратиться ко мне! Ты предпочел отсидеть в тюрьме, и все тебя поливали грязью в печати и в суде. Ты даже не защищался! Я чуть с ума не сошла.
— Тут были особые обстоятельства. Ты бы ничего не могла поделать.
— Верно. Но я-то это поняла только год спустя, когда «Миллениум» снова поднялся на ноги и размазал Веннерстрёма по стенке! А до тех пор я была на тебя страшно обижена.
— Ты бы все равно не могла выиграть в суде это дело.
— Не в этом суть, мой умный старший брат! Я тоже понимаю, что это было безнадежное дело. Я читала приговор. Суть в том, что ты не обратился ко мне за помощью. Слушай, мол, сестренка, мне нужен адвокат. Поэтому я даже на суд не пришла.
Микаэль задумался над услышанным:
—
— Конечно следовало!
— Я тот год прожил как в отключке. Вообще ни с кем не хотел разговаривать. Единственное, чего мне хотелось, это лечь и тихо умереть.
— Но ведь не умер!
— Прости меня!
Анника Джаннини вдруг рассмеялась:
— Здорово! Извинение спустя два года! О’кей. Я с удовольствием прочитаю тексты. Это срочно?
— Да. Мы скоро сдаем их в печать. Здесь поверни налево.
Анника Джаннини припарковала машину на улице Бьёрнеборгсвеген через дорогу от парадного, в котором находилась квартира Дага Свенссона и Миа Бергман.
— Я всего на минутку, — сказал Микаэль и, перебежав через дорогу, нажал кнопки кодового замка.
Едва войдя в подъезд, он сразу же понял, что творится что-то неладное. По лестничной клетке гулко разносились громкие голоса. Пешком поднявшись на третий этаж, где находилась квартира Дага Свенссона и Миа Бергман, он понял, что главная кутерьма происходит здесь. Дверь в обиталище Дага и Миа стояла открытая, перед ней суетились человек пять жильцов соседних квартир.
— Что случилось? — спросил Микаэль скорее удивленно, чем обеспокоенно.
Голоса смолкли. Пять пар глаз уставились на него: три женщины и двое мужчин, все пенсионного возраста. Одна из женщин была в ночной сорочке.
— Тут, кажется, стреляли, — ответил мужчина лет семидесяти, одетый в коричневый халат.
— Стреляли? — переспросил Микаэль, глядя на старичка с глупейшим выражением.
— Только что. Стреляли в квартире минуту назад. Дверь была открыта.
Микаэль протиснулся вперед, нажал кнопку звонка и одновременно переступил порог.
— Даг? Миа? — позвал он.
Никто не ответил.
Внезапно у него мороз пробежал по коже. Он почувствовал запах серы. Шагнув в гостиную, он сразу увидел — господи прости и помилуй! — тело Дага Свенссона. Тот лежал лицом в метровой луже крови возле стола, за которым они с Эрикой несколько месяцев назад обедали.
Микаэль бросился к Дагу, одновременно выхватывая мобильник и набирая номер 112, чтобы вызвать на помощь спасателей. Там сразу взяли трубку.
— Меня зовут Микаэль Блумквист, требуется «скорая помощь» и полиция.
Он назвал адрес.
— Что случилось?
— Здесь мужчина. По-видимому, ему выстрелили в голову, и он не подает признаков жизни.
Микаэль нагнулся и попытался нащупать пульс на шее. Тут он увидел огромную дыру в затылке Дага и обнаружил, что сам стоит ногами в чем-то, что, вероятно, было мозговым веществом. Он медленно убрал руку.
Никакая «скорая помощь» на свете не сможет уже спасти Дага.
Вдруг он увидел черепки одной из чашек, которые Миа Бергман получила в наследство от бабушки и которые так берегла. Он торопливо встал и огляделся по сторонам.