Миллион алых роз
Шрифт:
Чтобы они воровали, насиловали, убивали.
Что же получается?
Не зная ни сна, ни отдыха, отказывая себе во всём, он трудится, не покладая рук, и тем самым творит величайшее зло. И чем лучше он лечит, тем большее зло совершает. То есть, он – враг народа. Хуже палача, который, убивая, делает благо.
Не лечить людей?
Но что делать, когда их приносят на носилках, и, подняв к небу заплывшие гноем глаза, они вопят о помощи, взывают к милосердию и протягивают изъеденные проказой руки?
Как
Ведь и замученную девочку лечил он несколько недель назад. Как и соседа-пекаря, как лечил кузнеца, плотника и других честных, порядочных людей.
Лечить одних и не лечить других?
Но как определить: кого следует лечить, а кому отказать?
На лбу не написано: честный человек стоит перед тобой или убийца. И неизвестно, кем стала бы девочка: добродетельной матерью или развратной воровкой. И как сложится дальнейшая жизнь соседа-пекаря, кузнеца и плотника?
Много бессонных ночей провёл озадаченный врач, но так ни к чему и не пришёл.
Но вот, что странно. Врач вдруг обнаружил, что у него пропал интерес к работе. Когда врач смотрел на стоящего перед ним пациента, то вместо того, чтобы определить, как лучше вылечить человека, он размышлял: а кто ты такой и для чего живёшь на этом свете? Чего ждать от тебя в дальнейшем?
Определённо что-то сдвинулось в душе врача. Иссяк источник доброты? Угас огонь любви?
Кто знает.
Точно известно лишь то, что однажды врач исчез.
Напрасно ждали его расслабленные и прокажённые, напрасно плакали и стенали родственники больных и умирающих, напрасно правитель приказал обыскать каждую пядь земли, – врач как сквозь землю провалился.
А, может, и вправду провалился. Или дракон сожрал.
Чего не бывает на белом свете.
Но горевали люди недолго. Потому что в соседнем городе объявился другой чудотворец. Он также лечил от всех болезней. Правда, при этом он требовал за свою работу непомерную плату, которая далеко не всякому была по карману. Но что делать: хочешь жить, да ещё быть при этом здоровым – плати.
Как иначе?
Но вот очереди у него не было. Или болеть стали меньше?
Сон в летнюю ночь
Я с трудом разлепил глаза, приподнял голову и прислушался. Точно. Звонят. Включил свет и взглянул на часы. Половина первого.
Господи! Какому идиоту мог я понадобиться в такую пору?
А звонки не унимались. Настойчивый. В том, что звонил мужик, я не сомневался. С тех пор, как я остался один в двухкомнатной квартире, всякий приятель, “сняв мадаму”, считал святым долгом воспользоваться моей жилплощадью для своих паскудных целей, прекрасно понимая, что я их не вытурю. Не тот у меня характер.
Но всякому паскудству своё время. Ведь только уснул. И видел какой-то сон.
Я
Вовка. Точнее, майор Вербеев Владимир Николаевич. Закадычный дружок. Много каши похлебали мы из одного котелка.
Но что ему надо? И он туда же?..
Такой образцовый семьянин.
Я вздохнул, снял цепочку и открыл дверь.
Один. И, похоже – трезвый.
Странно.
– Ты что, с ума сошёл? Посмотри на часы!
Вовка никак не отреагировал на мои слова. С тем же успехом я мог обратиться к вешалке.
– Ты веришь в вещие сны? – выпалил он, впиваясь в меня чёрными глазищами и не делая ни малейшей попытки войти в квартиру.
Я едва язык не проглотил. Откашлялся и внимательно осмотрел Вовку с головы до ног. Принюхался.
– Трезвый, – досадливо отмахнулся Вовка. – Вторую неделю ничего крепче кефира не потребляю. Так ты веришь в вещие сны?
– Ты припёрся ко мне среди ночи, – яростно зашипел я, – для того, чтобы узнать, верю ли я в какие-то дурацкие сны?
– Не какие-то и не дурацкие, а вещие.
– У тебя с головой всё в порядке?
– Думай обо мне, что хочешь, но, ради бога, ответь: веришь ты в вещие сны?
Было в его голосе, а, главное, глазах что-то такое…
Я молча раскрыл дверь пошире, приглашая Вовку в дом. Но он не шелохнулся, словно прирос к резиновому коврику, валявшемуся на площадке перед дверью.
– Ну, можешь ты мне ответить: веришь ты в вещие сны или не веришь?
– Веришь – не веришь. Не всё равно? Лучше скажи, что произошло? Что ты на снах зациклился?
– Некогда, – отчаянно выдохнул Вовка. – Собирайся. Поедем. Я тебе всё объясню в машине.
– Куда ты собираешься везти меня?
– Недалеко. К утру вернёмся. Если… если ты не струсишь.
Я не обиделся на Вовку. В разных ситуациях довелось нам побывать. В самых, что ни на есть экстремальных. Один Афган чего стоит. И если бы только Афган… Но никогда я не видел друга в таком состоянии.
А ехать придётся.
Я быстро дооделся, и мы спустились вниз. Вовкин голубенький жигулёнок стоял у подъезда. Мы забрались в машину, и Вовка лихо рванул с места.
– Осторожнее! Я ещё жить хочу.
– Понимаешь, пятую ночь подряд снится мне один и тот же сон, – возбуждённо сказал Вовка и надавил на газ. – С точностью до копейки. Как будто одну и ту же картину смотрю.
– Интересная хоть картина?
Вовка быстро глянул на меня и вновь уставился в лобовое стекло.
– Сейчас мы сделаем правый поворот, – глухо сказал он, – и там, на обочине, должен стоять разбитый белый запорожец, а возле него – гаишная машина, из которой должен вылезать гаишник. Капитан.