Миллион с Канатной
Шрифт:
Пассажиров остановленного поезда завели в здание вокзала, где было открыто два входа. Остальные два были забиты досками так прочно, что казались сплошной деревянной стеной. Все здание было обшарпано, в полу виднелись воронки. Похоже, что внутри не только стреляли, но и что-то там раньше взрывалось.
Скамеек в здании вокзала не было, сидеть было не на чем. Началась проверка документов. Солдаты протискивались между людьми, требовали какие-то бумаги. Того, кто ничего не мог предъявить, уводили. Также из здания вокзала почему-то стали выводить пассажиров
Таня сунула под нос молоденькому солдату липовую бумажку, которую вручил ей Туча перед отъездом в Аккерман. Среди обширной армии Японца подобные фальшивые документы штамповала целая канцелярия. У нее их было несколько. Подумав, она предъявила бумагу, выписанную на имя прачки Авдотьи Трифоновой, уроженки Бессарабского уезда.
В этом были жестокая ирония, ведь криминальная карьера Тани началась с работы прачки. Мальчишка скользнул глазенками по бумажке. Было ясно, что он не умеет читать. Солдат был совсем молоденьким, еще большей детскости ему придавали яркие, рассыпанные по коже веснушки.
— Кто — там написано? — спросил он тонким голосом, даже покраснев от натуги.
— Прачка, — Таня повторила имя и фамилию.
— Ну какая ты прачка! — скривился он, выказывая редкую проницательность.
— А это мое сословие такое, — дерзко произнесла Таня. — Я ведь прачкой не работала, — и, подражая говору деревенских девок, добавила: — У господина одного была на содержании. Что ни на есть пролетарский элемент!
— Понятно с тобой, — хмыкнул солдатик, — а господин где?
— Так господин уехал в Париж, — вздохнула Таня, — вот и пробираюсь к родне в Харьков.
— А чего на Измаил?
— Так другие ж поезда не ходют!
Повертев для приличия бумажку в руке, солдат вернул ее Тане. На этом допрос был закончен. Она вздохнула с облегчением, в сотый раз благословив предусмотрительность Тучи.
Начало темнеть. Устав от долгого стояния, люди стали устраиваться — кто на чем может. Некоторые уселись прямо на полу. Таня пристроилась на своем чемодане. Чувствуя, что долго так не высидит, передвинулась к стене, прямо к разбитому окну. И, не долго думая, уселась прямо на пол, подстелив старую шаль, взятую еще из дома.
— Красных на юг перебрасывают, — наклонившись к ней, произнес благообразного вида господин в пенсне и потряс клочковатой бородой, вытряхивая на ладонь из газетного свертка скупые хлебные крошки, — вот мы и попали как куры в ощип. Ничего хорошего.
— Вы о чем? — удивилась Таня, повернувшись к нему. Сколько она повидала на своем веку таких! Господин был похож на казенного служащего, который после получения жалованья выходил за девочками на Дерибасовскую.
— Красные Колчака разбили, но с Деникиным им не справиться, — доверительно сказал толстяк, — вот и перебрасывают всех на Южный фронт, оставив пока Одессу Деникину.
— Разве в Одессе деникинцы? — удивилась Таня.
— Взяли
— Почему же здесь красные? — спосила Таня, не понимая этой странной обстановки.
— Копят силы, мало их, — снизив голос, пояснил господин в пенсне, — засели на подступах к Одессе и поезда грабят. Считают, что мы все буржуи. Хорошо хоть стрелять не начали.
— Вы о чем? — похолодела Таня.
— Они полагают, что все, кто едет из Одессы сейчас, — шпионы Добровольческой армии. Интересно то, что деникинцы тех, кто не уехал из города, считают шпионами красных, — криво улыбнулся разговорчивый господин. — Вот и вертись, как белка в колесе, пока это не кончится.
— Вы думаете, это кончится? — искренне вздохнула Таня. — Мне лично кажется — никогда.
— Вы еще слишком молоды, чтобы разбираться в таких вещах! — Господин снисходительно посмотрел на нее. — Нет, вы увидите: еще настанет порядок. А все-таки хорошо, что нас заперли здесь.
— Что же тут хорошего? — Таня была сбита с толку этим странным разговором.
— Ну не стреляют и не грабят. Плюс, однако.
В этот момент в окне раздался свист. Удивившись, Таня выглянула и тут же разглядела торчававшую там физиономию Коцика, с которой почему-то исчезло обычное жизнерадостное наглое выражение.
— Алмазная, вылазь за быстро, ноги в руки и айда! — зашипел он. — Бикицер, пока Топтыш страхует!
— Куда вылезать, зачем? — ничего не поняла Таня.
— Быстро! — зарычал он. — Бикицер, глупая! Тикать отсюдова надо! И прямо за сейчас! Ну! — В голосе Коцика вдруг зазвучала самая настоящая паника. Она была не наиграной. Что-то встревожило одесского вора, что-то настолько страшное, что он не мог с собой справиться. Тане тоже стало страшно.
— С вещами выйти? — спросила она, лишь бы что-то сказать.
— Да нехай те вещи, брось! Ну! — как ошпаренный, яростно зашипел Коцик. — Как куру прострелят, на шо тебе ци бебехи? Алмазная! Не тошни мне на нервы! Тикать надо!
Таня всегда быстро принимала решения. Так было и на этот раз. Вышвырнув все же в разбитое окно чемодан, Таня как могла быстро вылезла. К счастью, никто из бывших поблизости пассажиров этого не заметил. Подхватив ее, Коцик потащил Таню вниз, в какие-то кусты.
Снова раздался знакомый свист. Подтолкнув Таню за угол глинобитной хижины, Коцик заставил ее прыгнуть в какую-то яму, где уже сидел Топтыш.
— Пригнись, говорю! — хрипнул тот и сверху, над ямой, накинул на нее какую-то дерюгу, посыпанную сеном. Между краем ямы и дерюгой оставалась щель, сквозь которую можно было смотреть наружу, и, отряхнувшись и привстав, Таня осторожно выглянула и увидела здание вокзала.
Вокруг него началали активно бегать солдаты. Было странно видеть, как они окружали здание, менялись возле входа. Часто подъезжали и уезжали какие-то груженые телеги. Слышались обрывистые команды, но слов нельзя было разобрать.