Миллион с Канатной

Лобусова Ирина

— Где жил Эдик Шпилевой? Ты знаешь?

— Ну... как и все — в городе, — удивился Туча.

— Мы пойдем туда, — скомандовала Таня.

— Наше вам здрасьте! — картинно развел руками Туча. — Эдика ведь прихлопнули!

— Кончай жрать и пошли! — спорить с Таней было трудно, когда у нее был такой настрой.

Но даже она растерялась, увидев на пороге квартиры проводника по катакомбам его подругу, которая в ответ на грохот кулаков Тучи отворила дверь. Таня не была готова к такому и застыла, пораженная видом удивительной старой дамы. Дама собиралась выходить

на улицу и была «при полном параде», как сказал бы Туча, — в шляпке, манто и в кружевных перчатках.

— Здравствуйте, Туча, — вежливо сказала старушка, — здравствуйте и вы, прекрасная дама! Вы нашли моего Эдика?

Оба, и Таня, и Туча, застыли в молчании, не зная, что ответить. Очевидно, дама прочитала ответ по их лицам, потому что вдруг рухнула как подкошенная на стоящий в прихожей стул. Таня бросилась к ней, но дама отстранилась.

— Прошу вас... — В жесте ее было невероятное достоинство. — Я хочу оплакать его одна.

— Мне жаль... — Туча переминался с ноги на ногу, не понимая, зачем Таня притащила его сюда, — Эдик был... Он был...

— Нам нужна ваша помощь, чтобы наказать его убийцу, — твердо сказала Таня. — Вы вспомните! Вы должны вспомнить. Ради Эдика.

— Я ни о чем не могу думать сейчас... — В лице дамы не было ни кровинки, и оно мертвело на глазах.

— Вы должны. Посмотрите на меня! — Таня повысила голос. — Смотрите на меня! Вы помните, как ушел Эдик? Ту ночь?

— Помню, — подчиняясь ее воле, старушка медленно приходила в себя. — Я их видела.

— Вы видели двух мужчин, так?

— Да, двое... Я выглянула.

— А теперь вспоминайте! Это важно. Когда они уходили, Эдик шел между ними, так?

— Да, он шел между ними.

— Как крестился тот, кто шел в конце?

— Что? — отреагировали одновременно и Туча, и дама.

— Как он крестился? Повторите жест! Вспоминайте! Он шел позади Эдика. И он перекрестился! Как? Какой был жест?

— Да вот так вроде, — дама взмахнула рукой. — Это важно?

— Очень важно! — Таня вздохнула. Она оказалась права. Сомнений больше не было. Догадка стала правдой.

— Он же красный! Чего ему креститься? — хмыкнул Туча, прекрасно знавший, что большевики, точно так же, как и бандиты, не верили в Бога.

— Вы найдете его? — В глазах дамы застыла мольба.

— Найду, — кивнула Таня. — Эдик... он...

— Он будет меня ждать, — по лицу дамы вдруг расплылась счастливая улыбка, — он обязательно будет ждать меня там! Я знаю.

— Простите, — Таня проглотила горький комок в горле, — и прощайте.

Усаживаясь в пролетку, Туча закатил к небу глаза:

— Любоф!

— Нет никакой любви, — резко отозвалась Таня. — Есть только трусость и малодушие. Да эгоизм. Тешить себя кем-то. Слова пустые. И у этой... тоже. Не было никакой любви! Пустое...

— Не все такие, как твой вшивый швицер, — у Тучи был острый ум.

— Все, — с горечью отрезала Таня, — я знаю. К чему нужны эти пустые звуки? Конец все равно будет один и тот же.

— А ведь любила она своего Эдика, — сказал Туча, — такая вот... любила бандита!

— Это лучший

вариант, — усмехнулась Таня, — это больше приближено к жизни, и в этом иногда бывает немного смысла. Чем в другом варианте — бандитка любила такого вот...

Туча хотел что-то ответить, но, внимательно посмотрев на лицо Тани, раздумал, лишь с печалью сжал губы. Таня говорила не с ним. Он прекрасно понимал, что все эти слова были адресованы не ему, и что в застывшем ее взгляде, устремленном в глубину пустых заснеженных улиц, был тот, кому не суждено было услышать эти слова никогда.

Пролетка остановилась у дома Тани в Каретном переулке.

— Предупреди своих людей, — Таня обернулась к Туче, и его поразила желтоватая бледность ее лица, — тот, на кого я укажу на сходе, не должен выйти из комнаты. Ты меня понял? Он не должен покинуть сход!

— Я понял, — коротко кивнул Туча.

— Предупреди Цыгана и всех остальных. Преду­преди, что я скажу... Цыган знает, — сказала Таня.

— Понял, — снова повторил Туча.

— Предупреди Клюва, чтоб он заткнул свой рот, и остальных тоже предупреди, — жестко командовала Таня. — Скажи им: Цыган мне велел говорить, и на сход я приду со своим словом. Это важно. Туча, не подведи.

Пенное море билось, и дом на краю переулка противостоял ударам бури, свирепо разыгравшейся на склоне. Непогода усилилась к ночи. Шторм на море, северный ветер, мокрый снег, бьющий в лицо, залепляющий глаза и рот. Под порывами ветра сгорб­ленные человеческие фигуры прижимались к стенам домов, стараясь побыстрей добраться до теплого и безопасного жилья. И только Таня медленно двигалась в противоположную сторону — вниз по переулку, к обрыву над Карантинной гаванью, к дому, стоявшему на отшибе.

Мокрый снег путал волосы, выбившиеся из-под платка. Таня упорно сражалась с ветром и снегом. Вот и нужный дом. Она постучала условным стуком в низкую, совсем вросшую в землю дверь. Ей открыл человек Цыгана, молча пропустил внутрь и так же молча закрыл двери на засовы. Приоткрыл еще одну дверь. Они начали спуск по ступенькам.

Все были уже в сборе. За столами посреди подземного зала сидели Цыган, Гришка Клюв, Корж и прочие авторитетные воры Одессы. Таня увидела, что Тучи среди них нет. В задних рядах она заметила Артема. Кто-то подвинул к столу табурет.

— Сядь, — скомандовал Тане Цыган.

— Нет, — запыхавшись, Таня говорила с трудом, — я пришла говорить.

— Говори, — Цыган не спускал с нее глаз.

— Человек, называющий себя Японцем, на самом деле большевистский шпион, специально отправленный красными в банды Одессы, — сказала Таня и замолчала, выжидая, пока уляжется гул, вызванный ее словами.

А шум начался не малый! Все загалдели одновременно, повскакивали с мест, принялись размахивать руками. Воры были эмоциональными людьми, и не привыкли сдерживать свои чувства. И только двое хранили молчание и соблюдали абсолютное спокойствие посреди этого бушующего моря: Таня, застывшая неподвижно, с гордо поднятой головой, и Цыган, на губах которого блуждала мимолетная, почти неуловимая улыбка.