Миллион в воздухе

Вербинина Валерия

– А меня интересует, – внезапно сказал священник, – почему это дело так замалчивают. С их прессой, которая способна разузнать что угодно, это вдвойне удивительно. Я видел сегодня лицо префекта – он до смерти боялся проговориться!

– Боюсь, замешаны очень высокие интересы, – уронила Амалия. – Поэтому мы видим Папийона, и поэтому никто не упоминает об убийстве. А личность убитого может оказаться очень, очень любопытной.

– Мне уже приходило в голову нечто подобное, – признался Кристиан. – Я просмотрел газеты на предмет сообщения о скоропостижной смерти какого-нибудь высокопоставленного лица, которое якобы умерло в Париже.

– Я уже изучила газеты, – огорошила его Амалия. – Но ничего такого в них нет. Беда в том,

что лицо, о котором я говорю, может с виду казаться… скажем так, крайне незаметным. Это может быть, к примеру, обладатель сведений, которые для кого-то являются чрезвычайно важными. И это же может объяснять разговоры о пропавшем багаже необыкновенной ценности. Все думают, конечно, о бриллиантах, но в наше время есть множество вещей куда более дорогих, чем они.

Мэй вздохнула.

– Это дело, – призналась она, – кажется мне необыкновенно запутанным. А почему вы хотите осмотреть именно десятое купе? Ведь по всем подсчетам получается, что графиня ничего не могла слышать!

– Потому что когда я поразмыслила, то поняла, что дневное время, да еще в фактически замкнутом пространстве поезда, плохо подходит для преступления, – пояснила Амалия. – Другое дело ночь, когда все спят. Ночное убийство объясняло бы и то, почему утром в Ницце труп еще не был обнаружен. Но тогда остается проблема ножа. Перчатка пропала именно тогда, когда мы ходили в вагон-ресторан, это совершенно точно. Значит, преступление уже тогда было запланировано. А что, если мы ошиблись, решив, что тогда же подложили и орудие убийства? Мэй ведь увидела его только на следующий день. Что, если перчатка была украдена до убийства, а нож положили уже после, чтобы, так сказать, довершить картину?

Мэй широко распахнула глаза.

– Когда я вышла в Ницце… – прошептала она, – я оставила багаж в купе. Всего на несколько минут!

– Вот именно, – сказала Амалия. – Я тоже взяла с собой только свою сумку. Мой слуга забирал вещи, он никого не заметил. А кто забирал ваши чемоданы из купе?

– Я, – отозвался Кристиан. – Но в вагоне находились только обычные пассажиры.

– Как я уже упоминала, наши чемоданы стояли рядом, поэтому убийца ошибся. К тому же он очень спешил. Я бы сказала, что логически эта версия предпочтительнее и потому, что убийца не мог знать, открою ли я свой – как он думал – чемодан в пути или нет. Я ведь могла и обнаружить ненароком его презент. Другое дело – когда покидаешь поезд. А если бы я по приезде отдала горничной чемодан и та увидела бы окровавленный нож? Все, моя песенка была бы спета.

– Но почему убийца выбрал именно вас? – спросил Уолтер.

– Вероятно, есть какая-то причина, по которой меня легко смогли бы связать с жертвой, – дипломатично ответила Амалия, и граф тотчас же вспомнил доходившие до него смутные слухи о том, что очаровательная баронесса в свое время занималась какими-то темными делами и чуть ли не шпионила для Особой службы Российской империи. – Беда, однако, в том, что сама я не видела в поезде ни единого знакомого лица. Проще говоря, ни одного человека, которого я могла бы пожелать прикончить. – Она шевельнулась в кресле. – Ну что, господа мушкетеры? Обговорим для верности еще раз нашу версию, как все случилось?

– Разумеется! – воскликнула Мэй.

– Итак, я сажусь в поезд. В этом же поезде оказываются еще двое: будущий убийца и будущая жертва. Убийца видит меня, узнает и решает, что я идеально подхожу на роль bouc 'emissaire [27] . Далее происходит вот что: Мэй разбивает флакон духов, и мы покидаем купе. Убийца проникает внутрь и крадет перчатку, чтобы подбросить на место будущего преступления.

– Он проник через окно! – воскликнула Мэй. – Ведь оно было открыто!

27

Козла отпущения (франц.).

– Нет, –

огорошила ее Амалия, – залезать в окно движущегося поезда слишком сложно. Полагаю, убийца попросту открыл дверь отмычкой, когда кондуктор отлучился. Затем я возвращаюсь из вагона-ресторана, сразу же замечаю пропажу, и это меня озадачивает. Ночью совершается убийство. Возможно, что-то из происходящего слышит сквозь сон графиня де Мирамон, но пока это только догадки, и чтобы исключить эту версию, мне надо осмотреть десятое купе. Я вполне допускаю, что графиня ничего не слышала и была просто взвинчена, что вполне объяснимо. Далее: труп находится где-то, где его могут обнаружить не сразу, потому что по приезде в Ниццу никто еще ничего не знает и нет никакого переполоха. Возможно, это одиночный пассажир в купе, где, кроме него, никого нет. Труп на диване, рядом моя перчатка – пожалуйста, не утруждайтесь, господа полицейские, убила именно она, то есть я. – Амалия перевела дух. – Итак, поезд в Ницце. Мы с Мэй выходим, и тогда убийца решает утопить меня окончательно и подбрасывает нож в мой, как он думает, чемодан. На одной из следующих станций, а может быть, уже в Ницце он преспокойно сходит с поезда. По его мысли, кондуктор обнаруживает труп, зовет полицию, полиция находит перчатку, устанавливает, что она моя, а тут горничная разбирает мой чемодан и находит орудие убийства. Finita la comedia [28] . Но он ошибся чемоданом, и поэтому мы сейчас играем в кардинала и мушкетеров, чтобы понять, что же все-таки случилось. Я нигде не ошиблась?

28

Представление окончено (итал.).

– По-моему, – сказал священник, – все выглядит вполне логично.

– Это-то и плохо, – с досадой ответила Амалия. – Потому что вопреки тому, что пишут в детективах, люди очень нелогичные существа, и преступники в том числе. Поэтому на всякий случай оставим в запасе вариант, при котором перчатку украли и нож подбросили в один прием. Но тогда надо думать опять-таки о таком месте, где труп долго не обнаружат, и о том, что для этого жертву полдня никто не должен был тревожить, ни кондукторы, ни попутчики.

– Что ж, допустим, кто-то купил сразу два места в одно купе, – сказал граф, – так часто делают, если хотят ехать в одиночестве. Этот человек сразу же лег спать, сказав кондуктору, чтобы его ни в коем случае не беспокоили. А ехал он… ну, предположим, до Вентимильи. В Вентимилье кондуктор постучал, потом открыл дверь своим ключом и увидел, что пассажир мертв.

– Я совершенно запуталась, – пожаловалась Мэй. – Так когда его убили – днем или ночью?

– Этого мы, к сожалению, точно не знаем, – улыбнулась Амалия. – Мы даже не уверены, что это именно он, а не она, к примеру. По большому счету мы ведь так и не сдвинулись с места. Мы по-прежнему отталкиваемся от трех странностей – перчатки, ножа и трупа, которого нет, хотя по всем признакам должен быть. Но мы уже видим, что из Парижа срочно прислали Папийона. На кону какие-то серьезные интересы. И мне очень хочется узнать подоплеку этого дела. Потому что я никому не спускаю, – прибавила она изменившимся тоном, – когда меня пытаются водить за нос.

Глава 16

Приправа и мысли сорокалетней давности

Месье Раймон Босежур всегда считал, что его работа – одна из самых трудных на свете. Он убедился в этом еще раз, когда докладывал Клариссе результаты очередной слежки за ее внучкой.

– Утром она отправилась на почту и послала деньги родителям в Англию. Затем…

– Много послала? – проворчала Кларисса.

Месье Босежур немного подумал.

– Больше половины того, что выиграла в казино, – сказал он.