Миллион в воздухе
Шрифт:
– Идем, Никола… Попрощайся с мсье и мадам!
– До свиданья, – степенно сказал Никола. Одетта подобрала с земли брошенную мальчуганом игрушку, которую не заметила в первый раз, и троица зашагала к дому. В дверях Никола обернулся и помахал доброй фее мороженого рукой.
Глава 20
Парик и пуля
– Должен вам сказать… – начал граф де Ламбер.
– Можете ничего не говорить, – отозвалась Амалия. – Да, детей расспрашивать нехорошо. Но зато мы теперь можем быть уверены, что кондуктор нам не солгал. Пропавшего пассажира действительно зовут Пьер Моннере,
– Я думаю, связь очень простая, – сказал Кристиан. – Пьер Моннере вел какое-то расследование и в ходе его обнаружил нечто крайне важное. Что именно, мы пока можем только гадать.
– Верно, – согласилась Амалия. – Остается только сделать вывод, что расследование как-то связано с Ниццей, раз Моннере ехал именно туда. Вдобавок расследование очень важное, иначе Моннере не катался бы первым классом. Хотя… – Она задумалась.
– Что? – спросил Кристиан, с любопытством поглядывая на нее.
– Почему он был один? Если дело действительно важное, кто-то должен был его страховать, но он ехал в одиночку. Почему?
– Может быть, у него были свои причины действовать одному? – предположил Кристиан. – Допустим, он не доверял коллегам или… или попросту хотел забрать все лавры себе.
– Это только предположения. Нам надо узнать, чем именно занимался Моннере, какое отношение это дело имеет к Ницце и, само собой, при чем тут аквилон. Конечно, у меня в Париже есть знакомые в соответствующих кругах, но, судя по таинственности, которая окружает происходящее, узнать что-либо будет непросто.
– Я попытаюсь навести справки через друзей, – сказал Кристиан. – Может быть, мне повезет больше. Хотя думаю, что в конце концов выяснится, что мы имеем дело с шантажом, который ставит под угрозу репутацию какого-нибудь политика.
– Что ж, попробуйте, – отозвалась Амалия. – Кстати, не забудьте: у вас в Париже еще одно задание: обзавестись автомобилем, который обойдет всех на ближайших гонках. Третье место меня не устроит, так и знайте!
– Не волнуйтесь, сударыня, – с поклоном ответил граф. – Автомобиль, который будет носить ваше имя, просто обязан прийти первым!
– С чего вы взяли, что он будет носить мое имя? – довольно сухо спросила баронесса. – Вообще-то я собиралась назвать его Аделаидой, в честь матери.
Кристиан был так поражен, что даже сбился с шага. По его мнению, вряд ли можно найти существо более далекое от мира моторов, автомобилей и гонок, чем мать Амалии Аделаида Станиславовна. Это была взбалмошная, эмоциональная особа, которая одевалась не по возрасту ярко и обладала умением вывести из себя любого, кто почему-либо ей не нравился. Люди, плохо знавшие Аделаиду, считали ее недалекой и, прямо скажем, глуповатой. Люди, которые знали ее получше, шепотом заверяли, что она ой как умна и способна всех заткнуть за пояс, просто прикидывается глупой, чтобы сбить окружающих с толку. Истина же, как это обычно случается, была где-то посередине, но где именно – этого никто не мог определить.
– Что такое? – спросила Амалия, от которой не укрылось смущение ее спутника.
– Я
– О, – уронила Амалия, – вы плохо ее знаете. Кстати, это она сообщила мне, что вы пришли третьим на гонках Париж – Руан. Она вообще большая сторонница технического прогресса.
– А вы, значит, нет? – спросил граф.
– Сложно объяснить, – серьезно ответила Амалия. – Видите ли, я всей душой за прогресс. Но вместе с тем придерживаюсь мнения, что когда мистер Дарвин придумал свою остроумную теорию насчет происхождения людей от обезьян, он обидел обезьян. У человека есть потрясающая способность обращать во зло все, к чему он прикасается, и боюсь, что ни прогресс, ни цивилизация вообще ничего не смогут с этим поделать.
– Мне кажется, – заметил Кристиан, – вы слишком пессимистичны. Если сравнивать жизнь, которая была в прошлом веке, и нашу, то улучшения неоспоримы. И это не только водопровод, паровозы, автомобили и эти… движущиеся картинки.
– Синема, – кивнула Амалия. – Конечно, жизнь не стоит на месте, но в общем и целом люди, дорогой граф, не меняются. Они все так же любят, как и их предки, все так же ненавидят и все так же ревниво следят за малейшей выгодой, а за большой – о, тут они готовы на все что угодно, вплоть до убийства. – Она поморщилась. – Надеюсь, вы управитесь с покупкой автомобиля? Если меня еще не будет, скажете консьержу или его жене, они все принесут. – Она сделала шаг прочь.
– А разве вы не пойдете выбирать машину? – спросил Кристиан, совершенно растерявшись.
– Я в этом ничего не смыслю, – ответила Амалия, пожимая плечами. – Мне проще положиться на специалиста, то есть на вас.
И она удалилась, постукивая каблучками. От Кристиана не укрылось, что по меньшей мере двое случайных прохожих с интересом посмотрели ей вслед.
Сердясь на себя, на Амалию и на ее секреты, он все же взял фиакр и отправился осматривать подходящие автомобили, но мысли его были далеко. Амалия тем временем дошла до авеню генерала Оша и, войдя в один из домов, попросила лакея передать его господину записку, которую написала еще утром.
Через полтора часа, когда Амалия рассматривала украшения в одном из ювелирных магазинов, к ней подошел немолодой господин, опирающийся на трость. Внешность у господина была самая заурядная, и посторонний наблюдатель мог отметить лишь морщинки под глазами, седые виски и слегка ироническую улыбку. Это и был тот самый О., российский резидент, которому Амалия из Ниццы посылала телеграмму и от которого получила ответ, ничего ровным счетом не прояснивший. Взглянув на часы, Амалия увидела, что О. опоздал на пятнадцать минут, что для такого пунктуального человека могло значить только одно: желание указать ей на место.
– Мадам интересуют браслеты? – спросил предупредительный приказчик.
– Нет, – сказала Амалия, – я ищу украшение для корсажа… может быть.
Она поздоровалась с О., чтобы создать впечатление – опять же для возможного наблюдателя, – что они встретились в магазине совершенно случайно. О. был любезен, как всегда, но сух, как застоявшийся в вазе букет, и Амалия, мило улыбаясь, решила, что просто так ему этого не спустит. От природы она была крайне злопамятна и не забывала ничего, ни хорошего, ни плохого.