Миллионеры в минусе, или как пустить состояние на ветер
Шрифт:
В течение нескольких последующих лет Пенни откупил доли своих партнеров и создал сеть магазинов «Голден рул». Постепенно расширяя дело, он предоставлял своим служащим тот шанс, который когда-то был предоставлен ему самому. Каждый управляющий магазином в компании «Голден рул» при наличии достаточного капитала получал возможность выкупить одну треть нового магазина. Он должен был натаскать кого-нибудь себе на замену, и как только такой человек находился, магазин открывался. Этот новый управляющий и управляющий уже существующего магазина имели право выкупить оставшиеся две трети капитала. В свою очередь, новый управляющий должен был найти замену себе и так далее.
Это напоминало гигантский снежный ком.
В 1913 году, имея уже тридцать четыре магазина, компания изменила название на «Дж. С. Пенни». На сегодняшний день ей принадлежит две тысячи магазинов, что почти
В середине XIX столетия (примерно в то время, когда Пенни только родился) большинство американцев питалось довольно однообразно. Как правило, это было мясо — копченое, сушеное или соленое, — хлеб, картофель и изредка немного корнеплодов. Иногда (чаще зимой) в их меню появлялись огурцы и пикули. Но даже летом они никогда не ели салата. В те годы, представьте себе, салат считался «немужской» едой.
Это однообразие в рационе обусловливалось несколькими факторами. Промышленное консервирование делало еще только первые шаги и из-за несовершенства технологий становилось подчас причиной неизвестных прежде желудочных заболеваний. Кроме того, сеть железных дорог, которые впоследствии связали между собой все уголки Соединенных Штатов, находилась еще в зачаточном состоянии, и было не так-то просто доставить продукты из одного района страны в другой. За пределами Флориды мало кто знал о грейпфрутах. Томаты считались экзотическими мексиканскими плодами и назывались «яблоками любви». И апельсины считались редким лакомством, особенно на севере. Скажем, в маленьких городках Западной Пенсильвании, где двенадцатилетний Генри Джон Хейнц в 1856 году торговал вразнос фруктами й овощами с семейного участка.
В скором времени он сменил ручную тележку на фургон. У него уже было четыре акра земли, и раз в три недели он отправлялся торговать в Питтсбург за шесть миль вниз Оллегене-ривер. В 1869 году, когда ему исполнилось двадцать пять лет, он объединился со своим приятелем Л. С. Ноублом и они стали торговать хреном.
В те годы хрен пользовался огромным спросом не только потому, что улучшал аппетит и придавал остроту обычно пресной пище, но также и потому, что люди верили, будто бы он обладает замечательными целебными свойствами и особенно хорошо помогает при катаре и гриппе. Даже сегодня некоторые специалисты полагают, что запах лучших сортов хрена способен снимать воспаление слизистой оболочки.
Разузнав о хрене все, что только можно о нем узнать, Хейнц и Ноубл пришли к выводу, что лучше всего его хранить в протертом виде. Они смешивали хрен с различными приправами, добавляли уксус и раскладывали в прозрачные бутыли. Правда, при этом у них очень слезились глаза. Между тем клиенты привыкли покупать хрен в зеленых бутылках. Тогда Хейнц и Ноубл объявили в рекламных целях, что употребляют прозрачную посуду, чтобы все могли видеть, что их хрен — самый белый и самого высшего качества, без листьев, сучков и прочего сора. Можно себе представить, чем же торговали их конкуренты.
Прошло какое-то время, и хрен Хейнца и Ноубла в прозрачных бутылках стали покупать.
Тогда-то Хейнц и начал понимать те две главные вещи, которые легли в основу его успеха. Первая — это то, что товар высшего качества при надлежащей упаковке и рекламе в силу своих достоинств всегда найдет покупателя. А вторая — это то, что домохозяйки с готовностью согласны переложить на кого-то другого часть своих забот по кухне, особенно в деле хранения и консервирования продуктов.
Руководствуясь этими простыми истинами, Хейнц и Ноубл стали к 1873 году одними из ведущих производителей приправ в стране. У них было сто акров сельскохозяйственных угодий вдоль реки Оллегене (из них тридцать акров под хреном) и уксусный завод в Сент-Луисе. Они выпускали три тысячи бочек квашеной капусты, пятнадцать тысяч бочек пикулей и пятьдесят тысяч бочек уксуса. Они также собирали и мариновали огурцы с шестисот акров.
Они шли вперед на всех парах.
И на полном ходу врезались в банковский кризис, вызванный крушением Джея Кука.
В тот день, когда Роберт Е. Ли, капитулировав на ступенях дворца правосудия в Аппоматоксе, положил конец Гражданской войне, Север провозгласил себя победителем, а Уолл-стрит провозгласила Джея Кука героем. Его называли «банкиром-патриотом». Он, без сомнения, был величайшим финансистом своего времени, почитаемым и уважаемым более, чем кто-либо из его предшественников, а может быть, и последователей. Он добился почета, славы, богатства и общественного положения благодаря своему трудолюбию и отличному деловому чутью. Никогда вокруг его дел не было ни малейшего намека на скандальность. А фраза «богат, как Джей Кук» стала крылатой в те годы.
Он вырос в Филадельфии, где обучался банковскому делу и вошел в бизнес, финансируя строительство каналов и железных дорог. Он делал деньги на займах правительству во время мексиканской войны и использовал этот опыт в период Гражданской войны. В 1861 году республике Пенсильвания (так тогда официально именовался этот штат) потребовалось продать большой тираж облигаций для финансирования своего присоединения к Северу. Кук оказался единственным банкиром, который рискнул пойти на это. Он продавал облигации вместе с патриотическими воззваниями — так в Соединенных Штатах не продавал облигации еще никто. Его успех был настолько впечатляющим, что, когда разразилась Гражданская война, федеральное правительство обратилось к Куку за помощью. Он отправился в Вашингтон, обосновался напротив государственного казначейства и развернул широкомасштабную кампанию по выкупу облигаций военного займа. Она сопровождалась кричащими заголовками в прессе, митингами с духовыми оркестрами и развевающимися знаменами. За четыре года он продал этих облигации более чем на три миллиарда долларов.
После окончания войны Кук потратил миллион долларов собственных денег на постройку пятидесятидвухкомнатного фамильного особняка, где он мог бы принимать президента Гранта и услаждать его редкими винами и великолепными сигарами. Репутация Кука была безупречной. Но лихорадочная жажда действия гнала его на поиски новых подвигов, совершить которые ему предоставилась возможность в 1869 году, приняв участие в проекте Северной тихоокеанской железной дороги. Она должна была стать второй по величине трансконтинентальной трассой в Америке и связать Великие Озера с северо-западной частью Тихоокеанского побережья. И хотя многие сомневались в целесообразности самой идеи проложить железную дорогу из «ниоткуда в никуда», Кук согласился продать облигации на сто миллионов долларов для финансирования этого предприятия. Он сумел еще раз распалить Америку, но на этот раз в его патриотических призывах было чуть больше вымысла и преувеличения, чересчур пылкие составители рекламных объявлений пытались заставить публику поверить, что железная дорога проляжет через апельсиновые рощи, банановые плантации и тропические заросли с обезьянами, качающимися на лианах. На Уолл-стрит это называли «банановый пояс Джея Кука». Там-то хорошо знали действительное положение вещей. Там знали, что железная дорога будет проходить через неплодородные земли Дакоты, где нет ничего, кроме суровых зим и воинственных индейцев. Так что на этот раз Кук не встретил на Уолл-стрит такой поддержки, как в годы Гражданской войны. Конечно, какие-то деньги (в основном это были сбережения жителей небольших провинциальных городков) всетаки поступали — ведь как-никак Кук являлся национальным героем номер один; — но собранная сумма и не приближалась к ста миллионам долларов.
Кук отправил своих распространителей в Европу. Ему просто необходимо было продать эти облигации. Под угрозой оказалась не только его репутация, но и его кошелек. Он взял на себя слишком много, и все на Уолл-стрит это знали. Его распространители прочесали Германию, где должно было быть много денег. Но тут началась франко-прусская война, и те покупатели, которых им удалось заполучить, отказались от своих покупок.
Стремясь во что бы то ни стало как-то сбыть облигации, Кук был вынужден существенно снизить их стоимость. Это весьма повредило его образу национального героя в глазах провинциальной Америки, которая покупала их по полной цене. По мере того как росла его банковская задолженность, уменьшались его доходы. Он обратился к своим друзьям в конгрессе с просьбой помочь получить новый чартер на железную дорогу. Это дало бы ему выигрыш во времени. Но они не торопились с ответом. Прошел слух, что Кук на грани разорения. Тем временем Джон Пирпонт Морган, объединив свой банкирский дом с филадельфийской «Дрексель энд К°», нацелился на Кука. Второй в Америке по тем временам банкирский дом Моргана видел в этом свой шанс стать первым. Морган стремился внедриться в бизнес финансирования правительства, где долгое время безраздельно хозяйничал Кук. И, удачно воспользовавшись тем, что репутация Кука была сильно подорвана его неудачами с Северной тихоокеанской железной дорогой, Морган улучил момент и внезапным и стремительным ударом окончательно выбил у Кука почву из-под ног.