Милорадович
Шрифт:
То были его последние слова. Когда я уходил, его меркнувшие глаза бросили на меня еще последний дружеский взгляд.
Врачи отказались от него. Он умер спустя несколько минут, но успел распорядиться сравнительно небольшим своим состоянием преимущественно в пользу своих вольноотпущенных крестьян» [2126] . Вот так… Проблему крепостного права он все-таки сумел решить — хотя бы для своих хлебопашцев.
«Милорадович не долго жил после полученной раны. Николай Павлович навестил его перед самой его кончиной и, выходя от него, сказал своим приближенным: "Он сам во всем виноват!"» [2127]
2126
Из воспоминаний принца Евгения Виртембергского // Междуцарствие 1825 года… с. 119—120.
2127
Якушкин И.Д.Мемуары. Статьи. Документы. с. 243.
Что император не навещал умирающего генерал-губернатора — известно, а в письмах своих, принадлежащих Истории, Николай I выражал искреннюю скорбь. Но что
«Часов в 9 он исповедался и приобщился Святых Тайн, а в полночь начался бред, предвестник кончины; борение со смертью продолжалось часов до 3-х, и он умер в беспамятстве, говоря по своему обыкновению то по-русски, то по-французски» [2128] .
2128
Отрывки из записок Л.Н. Энгельгардта. с. 151.
«В 3 часа Милорадович скончался» [2129] .
Через час Николай I писал Константину: «Бедный Милорадович скончался! Его последними словами были распоряжения об отсылке мне шпаги, которую он получил от вас, и об отпуске на волю его крестьян! Я буду оплакивать его во всю свою жизнь; у меня находится пуля; выстрел был сделан почти в упор статским, сзади, и пуля прошла до другой стороны.
Все спокойно, а аресты продолжаются своим порядком…» [2130]
2129
Из дневников Александры Федоровны // Междуцарствие 1825 года… с. 91.
2130
Из официальной переписки членов царской семьи // Междуцарствие 1825 года… с. 146.
«Он умер в нынешнюю ночь» — известил официальный «Русский инвалид» [2131] .
«Таков был конец героя стольких битв, в которых он, подобно Мюрату, никогда не был ранен» [2132] . Опять, уже в последний раз, сравнение с наполеоновским маршалом, которого десять лет как не было на свете: Мюрат был расстрелян после неудавшегося мятежа…
«Едва вернувшись во дворец, я должен был отнести приказ военному министру и пойти поклониться праху графа Милорадовича, который только что скончался от раны, полученной им в начале вчерашнего дня, когда он убеждал бунтовщиков. Этот человек, которого вражеская пуля щадила столько раз, погиб жертвой своего усердия. Я приказал отнести его останки из казарм Конной гвардии, где он испустил последний вздох, на квартиру на Мойке, где он жил» [2133] .
2131
Русский инвалид или Военные ведомости. 1825. 19 декабря. № 300. с. 1207.
2132
Лависс Э., Рамбо А.Указ. соч. т. 3. с. 156.
2133
Из дневника Н.Д. Дурново // Декабристы в воспоминаниях современников. с. 286.
«Я уже часу в 6-м пошел в казармы конногвардейцев. Всходя на лестницу, изумился (туда ли я иду?), что не слышно шуму… Все глухо… Постучал и спросил: "Здесь Милорадович?" На спрос голос ответил: "Милорадович приказал уже долго жить!" Это было не неожиданно, но я очень тронулся. "Где он?" — "Перенесли в его дом". Я и побежал… Засим вошел в траурную комнату. Покойный уже лежал на столе, как живой. Я подошел, поклонился, поцеловал руку и зарыдал… Мне вспомянулись те счастливейшие минуты его цветущей жизни и моего детства, когда я, придя к нему еще мальчиком (из корпусу по 14-му году), возрастал при нем постепенно, как и его слава… Когда я видел сего героя, сего верного слугу, который служил и прямил государю, блестящим в лучших обществах Польши, бесстрашным на войне, с умом, который не всегда показывал, но которому иногда очень удивлялись, с детским сердцем, веселым на волшебных празднествах, которые давал среди оружия и в поле, и с той безоблачной душою, каковой уже не видала в нем столица сия…» [2134]
2134
Дело Ф.Н. Глинки // Восстание декабристов. Документы… т. 20. с. 129.
«Жители Петербурга стекались поклониться бренным останкам защитника Престола и Отечества, в ту самую залу, которая была обита трауром по указанию самого графа Михаила Андреевича, в память покойного императора. Вокруг гроба блистали на подушках пять первостепенных российских орденов, девять первостепенных орденов иностранных держав, две шпаги: спасителя Бухареста и победителя при Кульме; там же видна была голубая лента ордена святого Андрея Первозванного, пробитая гибельной пулей.
21 декабря, в понедельник, предано земле в Александро-Невской лавре тело Милорадовича, возле могилы Суворова. Государь император почтил присутствием своим отпевание в Казанском соборе верного сына Церкви и Отечества и сопровождал печальное шествие.
Заключаю чертами, в коих сам монарх представил современникам и потомству изображение графа Милорадовича: Храбрый воин, прозорливый полководец, любимый начальник, страшный в войне, кроткий в мире, градоправитель правдивый, ревностный исполнитель царской воли, верный сын Церкви и Отечества, он пал от руки недостойной не на поле брани, но пал жертвой того же пламенного усердия, коим всегда горел, исполняя свой долг, и память его в летописях Отечества пребудет всегда незабвенна» [2135] .
2135
Федоров Б.Доблести графа Милорадовича // Отечественные записки. 1826. Ч. 25. с. 142-143.
Почти очевидные обстоятельства убийства графа Милорадовича сразу же обросли легендами…
«Когда ввечеру 14-го числа я сошел к Рылееву, то застал Каховского, что он, сидя у круглого столика, рассказывает Рылееву и кому-то против него сидящему о случившемся в колонне… Затем, обращаясь ко мне, он сказал: "Графа Милорадовича я убил, я дал ему раз, вот и кровь", — тут вынул он вполовину кинжал, железом оправленный, который держал в руках. Рассказ этот потряс весь мой состав, особливо то наружное равнодушие, с каким он рассказывал. Итак, была ли кровь действительно, я не видал. О том, что он ранил офицера, я не помню, но то сохранилось твердо в моей памяти, что он мне сказал, наконец: "Полковник, — так он меня назвал, — вы спасетесь, а мы погибнем, возьмите на память обо мне этот кинжал и сохраните его". Когда я его взял, взошел Пущин и начал свой рассказ. Все обратили на него внимание, в это время я положил кинжал на стол. Каховский, заметив это, сказал мне значительным тоном: "Так вы не хотите взять мой кинжал?" Сказав: "Нет, возьму", — я взял и, пожав ему руку, поцеловал в щеку. Оставаясь после того в чрезмерном волнении духа и в крайнем беспокойстве, я воспользовался минутой появления Батенкова [2136] и ускользнул в коридор… Взбежав по лестнице, я тотчас удалился в ретираду и бросил этот ужасный кинжал» [2137] .
2136
Батенъков Гавриил Степанович(1793—1863) — подполковник; осужден по III разряду, но 20 лет просидел в Петропавловской крепости.
2137
Дело В.И. Штейнгеля // Восстание декабристов. Документы… т. 14. с. 170.
Рассказ весьма странен — что за кинжал? — однако занесен в протокол.
«Ответ отставного поручика Каховского, что он выстрелил в графа Милорадовича из пистолета, когда граф уже повернул лошадь, чтобы отъехать, и в одно время с солдатами и прочими лицами, бывшими в том фасе каре, и потому не может взять на себя убийство, на которое покушался не один. Положили: взять в соображение» [2138] .
Следствие поставило себе целью официально узнать, кто именно убил графа, но сделать это оказалось не очень легко. Декабристы, пребывавшие на площади в рядах как мятежных, так и правительственных войск, говорили разное.
2138
Журналы следственного комитета // Там же. т. 16. с. 155.
Мичман Петр Бестужев [2139] : «Когда и кем сделан выстрел в графа Милорадовича, не знаю. На месте происшествия ни от кого об сем не слыхал» [2140] .
Корнет Александр Муравьев [2141] : «Кто нанес смертельные раны графу Милорадовичу не видал, а слыхал, что это был кто-то во фраке» [2142] .
Поручик Гангеблов [2143] : «О смерти графа Милорадовича мне известно было тоже по слухам, что выстрелил в него Грабе-Горский [2144] » [2145] .
2139
Бестужев Петр Александрович(1804—1840) — мичман 27-го флотского экипажа. С 1825 года состоял в Северном обществе. По приговору суда лишен чинов — «в солдаты с выслугою». Служил на Кавказе с августа 1826 года в пехотном полку, участвовал в войне 1826—1829 годов.
2140
Дело П.А. Бестужева // Там же. т. 14. с. 318.
2141
Муравьев Александр Михайлович(1802—1853) — корнет Кавалергардского полка, брат Н.М. Муравьева. Член «Союза благоденствия» (1820) и Северного общества. Арестован и осужден по IV разряду, приговорен в каторжную работу на 12 лет, срок сокращен до 8 лет. Отправлен закованным в Сибирь, доставлен в Читинский острог в 1827 году, прибыл в Петровский Завод в 1830 году. По собственной просьбе оставлен в рудниках впредь до окончания срока работ его брата. В 1835 году освобожден и обращен на поселение вместе с братом и доктором Ф.Б. Вольфом в селе Урик Иркутской губернии, после смерти брата по ходатайству матери разрешено вступить на службу по гражданской части. В 1853 году разрешено возвратиться из Сибири и служить в Курске. Умер в Тобольске до получения известия о разрешении выехать из Сибири. Мемуарист.
2142
Дело А.М. Муравьева // Там же. с. 391.
2143
Гангеблов Александр Семенович(1801—1891) — поручик лейб-гвардии Измайловского полка; поручик Кавказского саперного батальона. Выпущен офицером в Измайловский полк, попал в артель двух братьев Семеновых, Михаила и Николая, и И.И. Богдановича. Под влиянием Николая Семенова начал читать запрещенную литературу. В 1825 году ему предложено вступить в Северное общество. 23 декабря 1825 года арестован и посажен в крепость. Приговорен к трехмесячному заключению в каземате с 13 июля 1826 года и к переводу тем же чином поручика из гвардии в гарнизон. Едет на службу во Владикавказ. Вскоре был прикомандирован к проходившему в Персию Кабардинскому пехотному полку. Участвует в штурме Эривани. По объявлении войны с Турцией был прикомандирован в пионерный батальон. Отличился при взятии Ахалцыха в 1828 году. Участвовал при взятии города Олты. После Турецкой войны жил в Тифлисе, откуда был командирован с саперным (бывшим пионерным) батальоном на постройку крепости Новые Закаталы. Вышел в отставку в 1832 году. Мемуарист.
2144
Горский Осип-Юлиан Викентьевич(1766—1848) — отставной статский советник; случайный участник восстания на Сенатской площади.
2145
Дело А.С. Гангеблова // Там же. т. 18. с. 40.