Милорадович
Шрифт:
Между тем вся Россия — и даже Европа — восхищалась встречами Милорадовича с Мюратом. При этом реальные события не только обросли легендами, но даже и оказались ими заменены…
Генерал-майор граф Воронцов, вывезя из Москвы порядка трехсот нижних чинов и пятидесяти офицеров и генералов, раненных при Бородине, разместил их всех в своем Владимирском имении, селе Андреевском, где был устроен прекрасный госпиталь. Но история эта не имеет отношения к нашему рассказу, потому ограничимся описанием всего одного эпизода, опубликованного в записках Московского почт-директора Булгакова, бывшего в 1812 году чиновником для особых поручений при Московском генерал-губернаторе:
«Мы сидели в тот день около камина, как вдруг вошел к нам граф Михаил Семенович и сказал: "Я получил сейчас известие из армии; кажется, скоро дойдет дело до драки; с обеих сторон делаются приготовления к тому. Мюрат и Милорадович встретились нечаянно, объезжая передовые свои посты. Узнавши друг друга, они перекланялись очень учтиво и обменялись несколькими фразами. Я воображаю, — прибавил граф смеючись, — как они пускали друг другу пыль в глаза. Мюрат успел на что-то пожаловаться, как пишут мне, а Милорадович отвечал ему: 'О, ma foi vous en ver-rez bien d'autres, sire!' (To ли вы еще увидите, государь!')".
Все общество начало смеяться, и у всякого явился анекдот о Милорадовиче. Тут, разумеется, не было забыто красноречие его на французском языке, на котором он очень любил изъясняться, и тогда питомец Суворова не говорил, а ораторствовал, потребляя пышные и отборные фразы» [1135] .
К исходу дня Булгаков возвратился во Владимир, где под впечатлением услышанного изложил на бумаге свой вариант беседы… Поутру он представил этот текст графу Ростопчину, вместе с полученными из армии известиями.
1135
Здесь и далее: Булгаков А.П.Из записок // России двинулись сыны. с. 432-435.
«Я начал чтение… Граф слушал со вниманием, часто усмехался и прибавил: "Но полно, так ли было дело? Положим, что это мысли и рассуждения Милорадовича; но он, верно, иначе выделывал фразы свои, и сверх того, не при вас ли граф Барклай сказывал, что государю не угодно, чтобы наши генералы и офицеры имели малейшее сообщение с французами, а еще менее, чтобы вступали с ними в какие-либо переговоры?"
"Это так; но разве вы не знаете спасителя Бухареста? Ему все позволено, или, говоря правильнее, он сам все себе позволяет. Милорадович всем правилам исключение".
Граф слушал чтение разговора, как будто какого-нибудь официального документа, не оказывая ни малейшего сомнения; он делал, однако же, иной раз свои замечания, смеялся, подшучивал над Мюратом; но когда чтение кончилось, то он, потупив огромные свои глаза на меня и грозя мне полусерьезно и полу со смехом пальцем, сказал: "Покайтесь!" Одного этого слова было достаточно, и я, отвечая ему также одним словом, произнес откровенное: "Виноват!"»
Сам не чуждый литературного труда, граф Федор Васильевич по достоинству оценил выдумку и предложил Булгакову послать этот текст друзьям в Петербург — «яко новость, только что из армии полученную», что тот и исполнил.
«Не прошло двух недель, как разговор короля Мюрата с графом Милорадовичем был напечатан в "Сыне Отечества"». Лорд Каткарт, английский посол в Петербурге, переслал эту публикацию в Лондон… Впоследствии литературная мистификация нашла свое место и в сочинениях историков.
Безвременье не может быть бесконечным, а любое ожидание к чему-нибудь приводит. Если русская армия, буквально разваливавшаяся после отхода с Бородинского поля и сдачи Москвы, вновь организовалась, опять стала грозной боевой силой, то французская, недавно еще победным маршем входившая в древнюю столицу России, превращалась в неуправляемую толпу. Французские мирные предложения повисли в воздухе, ибо принимать их русский царь не спешил — точнее, не желал. Наступала пора действовать, кто-то должен был взять на себя инициативу, но это оказалось не так-то просто: войска свыклись со своей полумирной жизнью, и вновь идти умирать никому особо не хотелось…
«Между тем от казачьих разъездов получены были сведения, что французский авангард стоит оплошно, забыв обычные меры осторожности вблизи неприятеля. Рекогносцировки удостоверили в справедливости этих донесений. Беннигсен предложил сделать на неприятеля внезапное нападение. Кутузов, сперва колебавшись, наконец дал свое согласие, и приказания разосланы были войскам выступить с вечера 4-го для нападения на рассвете 5 октября. Беннигсену поручено было привести в исполнение атаку; армия не выступила, однако, в назначенное время, и Кутузов, приехав из Леташевки в лагерь к назначенному часу выступления, застал войска на месте, спокойно на биваках. Приказания из главной квартиры не были еще получены. Нападение отложено до следующего дня. Странно это обстоятельство, но не одно оно указывало уже на присутствие новых страстей и побуждений, недостойных святости Отечественной войны» [1136] .
1136
Грабе П. X.Указ. соч. с. 417.
«Главнокомандующий, находя, что уже настало время действовать, решился атаковать врасплох стоявший перед нами французский авангард под командой Неаполитанского короля. Предварительно посланы были офицеры квартирмейстерской части лесами и проселочными дорогами для обозрения местоположения в тылу неприятеля, что исполнили сам Толь с поручиком Трескиным и прапорщиком Глазовым. Обстоятельно ознакомившись с путями, они повели ночью две колонны, под командой Багговута и Беннигсена, лесами. Нападение сие хранилось в большой тайне… К рассвету колонны должны были стянуться у опушки леса, к которому примыкал неприятельский левый фланг. По оплошности французов, не занимавших опушки леса, наши войска остановились в близком от них расстоянии. Милорадовичу приказано было выстроить авангард впереди Тарутина, не атакуя неприятеля, а с тем единственно, чтобы отвлечь внимание его» [1137] .
1137
Муравьев Н.Н.Записки // Русские мемуары. Избранные страницы. 1800-1825 гг. М., 1989. с. 144.
В приказе князя Кутузова от 4 октября роль генерала Милорадовича определяется несколько иначе — «…командует всеми резервами и имеет главное примечание на действие левого нашего фланга» [1138] .
В сражении при Тарутине — оно же при Чернишне — был достигнут лишь частичный успех: полностью окружить и уничтожить неприятельский авангард, как это планировалось, не удалось. Причин тому много: в самом начале боя был убит ядром начальник 2-й колонны генерал Багговут; 3-я колонна заблудилась в ночном лесу; войска левого фланга, которым командовал Милорадович, выступили из лагеря только на рассвете, а затем, во время атаки, «Милорадович был отозван к Кутузову, и все остановлено было отсутствием начальника… » [1139]
1138
М.И. Кутузов. Сборник документов. т. 4. Ч. 1. с. 10.
1139
Грабе П. X.Указ. соч. с. 417.
Многие мемуаристы пишут про успешные действия казаков. «Мы увидели в тылу французов Орлова-Денисова, атакующего их казаками. Атака была блистательная: казаки опрокинули неприятельских кирасир и причинили значительный урон им. Французы стали отступать бегом; мы их сильно преследовали верст десять, и, наконец, они исчезли, потеряв большое число орудий и много людей убитыми» [1140] .
Однако затем «станичники» застряли в неприятельском лагере… Тем временем противник сумел прийти в себя и организоваться, тут подошел с подкреплением Мюрат — и получилось то, что получилось. Французы отошли организованно, главнокомандующий приказал прекратить преследование.
1140
Муравьев Н. Н.Записки // Русские мемуары. с. 144.