Милосердие спецназа
Шрифт:
Изменений не вижу, зато наблюдаем истерику охраны. Которую, пришлось строить прямо на входе. Спросите — чего это я разлютовался? А просто так, ради профилактики, чтоб, значит, не расслаблялись. А то, взяли моду.
— Вован, это что за хмырь с тобой? — здоровенный охранник возле ворот, вальяжно помахивая дубинкой, сунул свою харю в окно.
Вова посмотрел на меня, хмыкнул и тоскливо сообщил охраннику:
— Ох, не твой сегодня день…
Прибежавшая из дома подмога замерла в ступоре, не зная, что делать. Ещё бы, такая картина маслом. Я же ещё тот художник, а ведь
Вован развалился на капоте машины и вещал, как не хорошо называть хмырём сына хозяина. Вышеупомянутый хмырь, то есть я, сидел на бетонном ограждении и задумчиво курил. Вот ведь нехорошие люди… А у меня теперь нога болит. Ну что за день? То один хамит, то другой!
Оба охранника: нагрубивший мне и его напарник, решивший вмешаться в процесс воспитания, висели поперёк шлагбаума. У каждого из них, левая рука и правая нога были скованы их же наручниками. А я вот сиди и думай — хватит уже или всё-таки ещё пнуть по разу? Хотя не буду. Вова даже меня задолбал своей лекцией, а уж парней наверняка до печёнок проняло... Информация штука тонкая — через уши, до мозга долго доходит. А вот если перед этим простимулировать печень парой хороших ударов. То усвоение материала очень сильно улучшается.
Охрана тихо шалела и, достав мобильники, начала снимать всю нашу идиллию. Во-о-от!!! Опять непорядок! Какой-то хмырь прессует своих же пацанов-охранников, а эти смотрят (кто не понял, хмырь это я).
— Так, что за херня, почему нарушителя не крутим, мож я киллер.
— Да какой же вы киллер, Егор Анатолич, вы ж можно сказать: праздник нам принесли и премию. Ваш папенька на радостях обязательно выпишет!
Высокий, седоусый мужчина, лет пятидесяти, с обветренным, загорелым лицом, раскинул руки:
— Ну, здравствуй, блудный сын…
— Дядя Саша!
Я радостно бросился вперёд! Сан Саныч — начальник охраны. Отличный дядька, крепкий и надёжный, как скала, один из немногих кому позволялось называть меня просто по имени. Своеобразная привилегия, для тех, кто помнил меня совсем мальцом, в коротеньких штанишках, и пользовался заслуженным доверием отца. Вот только по имени он называл меня строго наедине или в такие моменты как сейчас. В остальное время, строго по имени отчеству, пример показывал, так сказать.
— Дядя Саша, дядя Саша, я вернулся, — крепко обнимаю этого заслуженного ветерана нескольких воин, просто купаясь в искренней радости исходящей от него.
— Вижу, Егорушка, вижу. Эвон, какой здоровый кабан вымахал, больше меня стал.
— Ну, это вряд ли, дядь Сань, для этого мне ещё пару лет отслужить бы пришлось, — говорю незамысловатый комплимент.
Счастливо рассмеявшись, ещё раз крепко обнимает меня:
— Ты чего, на парней-то вызверился?
Я же, потупив взор и шмыгнув носом (всегда, с самого детства, терялся, когда он так смотрел на меня), моментально сдал охранников:
— Хмырём, назвали.
— М-да... Семён!
Из толпы охранников выскочил мужчина лет тридцати на вид:
— Да, Сан Саныч.
— Семён, я понимаю, что к нам не только приличные люди ездят, но и депутаты
— Я всё понял, Сан Саныч, я их… — мужчина явно был замом и, естественно, чувствовал себя не в своей тарелке после происшествия. — Они у меня, ух…
— Семён, это всех касается и тебя в первую очередь. И вообще, вы чего здесь все собрались, как стадо баранов? Кто на периметре?
Охранников как ветром сдуло. Остался только Семён, переминающийся с ноги на ногу.
— Сёма, молитесь богу, я вышел из себя, тренировки каждый день…
— Сан Саныч! — заместитель аж подпрыгнул на месте, от такой перспективы.
— Брысь, завтра начнём, сегодня у меня праздник! Пойдём, Егорка, покалякаем за жизнь…
— Давай подъедем, — машу в сторону машины.
— Ты чего, сынок? Здесь сто метров, прогуляемся, а вещи Володя доставит? Ты, где его подцепил-то?
Смущаюсь, не хотелось мне рассказывать про осколок, но похоже придётся. После всех этих прыжков, нога жутко разболелась, и идти я не мог. Точнее мог. Весь вопрос — как?
— Я это, я не могу, дядь Саш... — мнусь в нерешительности и никак не могу подобрать слова.
— Чего мычишь-то, не замечал раньше за тобой такого. Яйца натёр что ли? — заржал он. — Бывает, не меньжуйся, — и хлопнул меня по левому плечу, аккурат по едва зажившему месту.
Перед глазами поплыли белые мухи. Схватившись за плечо, зашипел. Ноги подкосились, но упасть не успел, чьи-то сильные руки подхватили меня.
— Ты чего делаешь, «Ирод»? — разгневанный голос принадлежал Вовану. — У него же плечо едва зажило, — и уже мягче. — Егор Анатолич, ты как?
Я успокаивающе похлопал Вову по руке:
— В норме уже…
— Саныч, ты чего творишь? — голос Вована снова налился гневом. — Он же только из госпиталя, у него там пуля была, а в ноге осколок сидит.
На дядь Сашу тяжело было смотреть. Лицо побелело, губы трясутся:
— Ка-а-а-акже так, Егорка, ты чего, ты где?..
— Повоевать пришлось малёха, — отмахиваюсь. Ох зря я устроил скачки с охраной. Предупреждали же врачи, чтоб поберёгся, — ничего страшного, право слово.
— Ты же при штабе должен был служить, сам же писал. Отец нам, старой гвардии, показывал, — и, пальцем дрожащей руки, он показал на грудь, где находились мои награды. Которые, только сейчас сообразил рассмотреть. — Как же, так?
— По глупости, дядь Саш, исключительно по глупости. На пересыльном подсуетился и рванул в ВДВ. Отцу доказать хотел что-то, а когда припекло, гордость не позволяла, а потом привык, да и как пацанов бросишь? Без меня никак.
— Да я понимаю, сам через это прошёл, — мужчина тяжело вздыхает, — прости старого дурака, не знал. Володя, заводи драндулет, доставим героя.
Дядя Саша пытать меня не стал. Отправил к себе отдыхать и набираться сил, просветив по дороге по поводу бати. Отец отсутствовал по причине насквозь тривиальной. Улетел куда-то. Бизнес, однако. Но обещал всё бросить и как можно скорей прижать блудного сына к своей широкой груди. Но! Как ни крути, даже такой скоростной транспорт как самолёт, не может двигаться в пространстве мгновенно. Ждём-с!