Милосердие
Шрифт:
— Правильно? — только это слово он и смог прохрипеть, после чего открыл глаза.
Дамблдор мягко улыбнулся и поднялся, поворачиваясь к сотрудникам министерства, которые здесь появились.
Гарри повернул голову, но не увидел ни Пожирателей смерти, ни самого Темного лорда. Следующие несколько минут его фотографировали и долго пытались уговорить сказать хоть слово для статьи в «Ежедневном пророке», но его больше занимали собственные мысли по поводу всего произошедшего.
«У нас все получилось». Слова Дамблдора все еще эхом звучали в его голове. Директор
Он не помнил, как оказался возле камина, не помнил, кто кинул Летучий порох, но был совершенно не удивлен, когда вдруг оказался в кабинете Дамблдора.
Гарри сжимал челюсти и кулаки в надежде снять хотя бы часть напряжения. Но, почувствовав в руках палочку, он снова вспомнил все, что сегодня происходило. Прокручивал в голове каждую опасную для их жизни ситуацию.
Рон мечется от круцио. Гермиона держится за шею в попытке ослабить удавку. Чжоу, отталкивающая оборотня. Бездыханное тело Сириуса.
Чувство страха, лютой ярости обуяло его, и Гарри, вскинув палочку, не глядя ударил заклинанием в ближайший предмет — полку с серебряными приборами. Следующей целью стали окна в кабинете директора. Через секунду он крушил и взрывал все, что видел. Ему внезапно захотелось, чтобы Дамблдор был на месте стола, который разлетелся в щепки. Он бессознательно направил палочку на яркое пятно, как вдруг услышал истошный крик. Звонкий голос был до боли знакомым, и он резко повернулся в сторону звука.
* * *
Гермиона с жалостью взирала на лицо друга, по которому текли слезы. Очки опять были разбиты. Он невидящим взглядом смотрел сквозь нее, словно видел впервые. Она боялась к нему подходить, совершенно не зная, как он поведет себя. Но его хриплое: «Гермиона» смело остатки страха, и она сделала несколько решительных шагов.
Она под немного ошалелым взглядом Гарри начала покрывать его лицо поцелуями с шепотом: «Живой»: щеки, подбородок, нос, лоб — и так по кругу, пока губы не нашли, наконец, губы, и Гермиона не замерла. Прошло несколько долгих секунд, за которые никто так и не сдвинулся с места. Она уже хотела отпрянуть, приняв испуг Гарри за безразличие.
Но безразличие — это последнее, что он чувствовал. Вернее, его не было вообще. Гарри с удивлением ощущал, как его отпускают негативные эмоции, а вместо них появляются нежность и желание. Желание почувствовать себя любимым и живым. Желание обладать.
Он не дал ей уйти. Выпустив из рук палочку, он сразу крепко прижал Гермиону к себе, настойчиво впиваясь в губы. Он доказывал себе и ей, что жив, что любит, что защитит, что не отдаст, что больше
Поцелуй стал жадным, и Гермиона начала задыхаться. Она испугалась не столько настойчивости Гарри, который уже лихорадочно гладил её тело, а своих чувств, которые скапливались внизу живота, вызывая сладкое томление. Руками она упиралась ему в грудь и пыталась сказать что-то вразумительное, привести его в чувство.
— Гарри. Гарри, подожди. Расскажи мне… Гарри, так нельзя.
Он не слышал её слов и не обращал внимания на действия. Его волнами накрывало желание быть ближе к любимой. Стать одним целым. Быть с ней. Быть в ней.
Гермиона еще некоторое время пыталась сопротивляться, но его сбивчивый шепот: «Люблю, моя, отдайся» смел остатки разума, за который Гермиона еще цеплялась. Палочка выпала из рук, и она обвила шею Гарри, прижимаясь еще ближе, чувствуя твердость, упирающуюся в неё.
Он продолжал целовать Гермиону, вталкиваясь языком в рот, все больше имитируя акт любви. Одной рукой Гарри сжал пышные волосы на её затылке, вызывая сладкий стон. Этот звук заставил его наконец поддаться инстинктам и отречься от человеческого сознания, к тому же все тело давно горело и требовало выхода энергии.
Гарри сделал резкое движение, и ноги Гермионы подкосились. Он быстро опустил её на пол, покрывая шею поцелуями и все выше задирая школьную юбку. Бедра Гермионы были плотно сжаты, и она чувствовала, насколько влажным стало ее белье, которое Гарри уже спускал со стройных ног. Его губы покрывали поцелуями грудь сквозь ткань, вызывая вскрики удовольствия.
В штанах у Гарри давно было тесно, и он хотел скорее оказаться внутри любимой. Он нащупал пуговицы на брюках и расстегивал их, пока коленом раздвигал ноги Гермионы.
Она тяжело дышала, прекрасно понимая, что сейчас произойдет. И почему-то ей казалось это таким правильным. Потому что только Гарри она могла доверить себя и свою любовь. Страх потерять его открыл ей глаза на свои чувства, и она была готова поделиться ими — отдать их ему. Отдаться ему. Только вот место её смущало. Оно не подходило от слова совсем. Она пыталась сказать об этом Гарри — последний раз попробовать воззвать к его и своей совести. Ведь вот она палочка, совсем рядом. Но она никогда не воспользуется ею против него.
Да и Гарри вряд ли бы услышал её. Страсть захватила, и он уже коснулся головкой члена нежных створок, вздрагивая от предвкушения удовольствия, несравнимого ни с чем.
Гермиона приготовилась к боли от вторжения, о которой знала из книг и со слов матери. Но ничего не произошло. Внезапный холодок прошелся по ее обнаженной коже, а там, где чувствовалась тяжесть тела, стало легко.
Сфокусировав взгляд, она увидела, как профессор Снейп держит Гарри за воротник и что-то шипит ему в лицо. Профессор? Она резко пришла в себя и начала быстро приводить в порядок свою одежду, таким же образом поступив с Гарри.