Милость богов
Шрифт:
Глава 3
Марк проснулся внезапно, словно кто-то толкнул его под локоть. Серый утренний сумрак лениво вползал в открытое окно, на полу и скамьях храпели братья и Русак, у стены, за шторкой, спала Неждана.
Вчера они засиделись допоздна. Старший, Богдан, выкатил бочонок вина и щедрой рукой разливал по кружкам.
Марк потёр ладонью лицо, ощущая во рту сухость и отвратительный привкус. Голова гудела после ночного веселья.
Наёмник поморщился, силясь вырваться из дурмана, но воспоминания в страхе разлетались.
Память сыграла с ним злую шутку. Он всеми силами стремился забыть события недавнего прошлого, но Неждана заставила пережить всё заново. Жестокое у девушки вышло врачевание. Но Марк с отстранённым удивлением почувствовал, что нет больше подступающего безумия и вязкой черноты отчаяния. Остались боль утраты и тоска – жалкое подобие того, что раздирало душу в кровавые клочья.
...Когда они с Нежданой вернулись в избу, там уже полным ходом шло веселье, и наёмник, отбросив мрачные мысли, подсел к пирующим братьям и Русаку.
Неждана по своему обыкновению принялась сновать между братьями и гостями. Снова выставила миски с дымящейся едой. И когда только успевала всё? Марк, было, попытался остановить её, усадить рядом, но девушка мягко высвободилась.
– Не могу, у каждого своя работа. Мне вот нужно следить, чтобы вы были сыты.
– Мудрая у нас сестра, – одобрительно прогудел Богдан, любовно поглядывая на девушку. – Многие думают, живёт бедная девушка в лесу, в глуши, значит любому вниманию будет рада. Но Неждана не такова. Я бы всё отдал, чтобы ей счастье выискать, не век же с нами куковать. Когда-то и мужа найти надо и детишек рожать.
– Богдан!
Неждана смущенно покраснела, спрятала лицо в ладонях и убежала на улицу.
– Вот дурёха. – Богдан проводил её слегка осоловелым взглядом и поднял огромный кубок, который, впрочем, в его широкой ладони смотрелся детской игрушкой.
Марк пил жадно, много, но желанного забытья не наступало. Он свалился под стол, не успев допить сотую чашу... или только девяносто восьмую?
Последнее что помнил Марк – это застольная песня. Богдан ревел, как рассерженный медведь, стучал по столу кружкой и требовал, чтобы ему непременно подпевали. От мощи четырёх голосов вздрагивали стены, и подпрыгивала солома на крыше. В сарае истошно вопили свиньи. Видимо животины прониклись торжественностью момента и решили поучаствовать в общем веселье. Марк с удивлением понял, что до последнего слова помнит песню, каждая строчка звучит, находя отклик в душе.
Поле полюшко, по степи ковыль,Наша долюшка – пасть слезою в пыль.Горячи ручьи по щекам текут,Злая боль в груди не даёт вздохнуть!Не своею волею в Явь нам путь закрыт!Душу потеряв, поздно волком выть.Что кричать? Что каяться?Пройден долгий путь,И людской крови с нас уж не смахнуть.Не стереть с лица белым рушникомТу печать поганую, что клеймом на нём!Но порою мстится мне, что и смерть близка.Отпусти на волюшку, мать сыра земля!...Марк сплюнул и встал. Тихо пробормотав проклятия всем богам и богиням, он сжал ладонями раскалывающуюся голову и вышел во двор. Наёмник старался ступать тихо, чтобы не разбудить хозяев, но тревожился он напрасно. После вчерашнего застолья братьев было не поднять. Могучий храп заставлял трястись стены избы, как хрупкую соломенную перегородку.
Утренняя свежесть пришлась очень кстати. Наёмник поёжился – штаны это хорошо, но надо было бы накинуть куртку, – и поспешил к колодцу. Для этого ему пришлось обогнуть небольшое строение, где похрюкивали свиньи, и миновать крохотный огородик. Парень сбросил деревянное ведерко, барабан с намотанной цепью стал быстро раскручиваться, послышался плеск. Марк поплевал на ладони, взялся за ручку и принялся её вертеть, налегая всем телом на ворот.
Щелчок. Тихий, едва слышный.
Заученные, вбитые с детства жёсткими тренировками навыки заставили тело двигаться, не подключая медленно соображающий мозг, реагировать на опасность так, как заставлял когда-то учитель. Марк выронил ведерко с водой и упал лицом в жидкую грязь. Над головой просвистел арбалетный болт, попал в барабан колодца и застыл, чуть подрагивая.
Наёмник вскочил и метнулся под защиту стен, огляделся. Рядом впился ещё один болт. Глухо стукнув, отлетели щепки. По щёке тонкой струйкой потекла кровь, но воин даже не смахнул её.
На дубе, среди густых ветвей, скрывался стрелок. Марк легко засек его «гнездо», примерился и метнулся через двор, петляя не хуже перепуганного зайца. Три болта один за другим через небольшие интервалы воткнулись в землю, где мигом раньше пребывала нога воина.
Перекувыркнувшись, наёмник ввалился в избу и захлопнул за собой дверь. Послышались два глухих удара – болты чуть-чуть не догнали жертву.
– На ногах не стоишь, хозяин? – пробурчал Русак, лениво открыв один глаз. – Чего скачешь? Рану опять растревожил, вон кровь пошла.
– На нас напали! – громко сказал Марк, натягивая перевязь на голое тело.
Слуга тут же распахнул глаза и бодро вскочил. Разбуженные братья легко поднялись, словно и не было вчерашних возлияний, из-за шторы выглянула перепуганная Неждана, а из-под стола выбрался встревоженный ларг.
– Что случилось? – спросила девушка.
Марк открыл рот, но, опережая слова, в окно влетел арбалетный болт и воткнулся в стену прямо над головой Богдана. Тот удивленно крякнул и осторожно отодвинулся.
– Тишка, на пол, – скомандовал Богдан брату, но этого не требовалось. Младший брат и Русак дружно рухнули и спрятались под столом.
– Видать, опять Волька-разбойник шалит. И чего ему неймётся? – проворчал Богдан, поднимаясь и расправляя бороду пятернёй.
Из леса вышли вооруженные люди, некоторые держали сабли, у троих Марк заметил мечи, только у одного разбойника имелся кривой ятаган.
– Что вам надо? – крикнул Богдан, стараясь не стоять на виду.
От разбойников отделился один, видимо, старший, и подошёл к заборчику, оружие его оставалось в ножнах. Атаман вынул трубку, неторопливо раскурил и, выдохнув дым, сказал: