Мильтон в Америке
Шрифт:
Дражайший и возлюбленный брат мой во Христе, Реджиналд Поул, я, Джон Мильтон, приветствую тебя во имя нашего старого правого дела. В твоем последнем письме, исполненном доброжелательства и необычайной преданности нам и новой Республике, ты запросил очередную поучительную главу из нашей истории, вдохновленной свыше. Могу ли я отвергнуть столь глубокий, идущий от сердца интерес? В предыдущем послании я поведал тебе о моем отчаянно тяжком странствии, которое последовало за крушением корабля, а равно потерей имущества и надежд; сопутствовал мне бедный легковерный малый, заботу о котором Господу угодно было возложить на мои плечи. Как бы то ни было, внутреннее зрение привело меня к дому англичанина, обитающего в этой пустыне, и он, подобно ученику Едома, первым распространил
О нашем диковинном прибытии первым возвестил некто Элеэйзер Лашер. Он обнаружил меня с моим беднягой-провожатым на берегу реки и тут же отвел нас в свое обиталище на дальнем конце долины, через которую мы влачились, утопая в слезах и вздохах. Скоро я убедился в том, что это всего лишь хибара, грубо сколоченная из дерева и обмазанная глиной, хотя несведущему юнцу, который меня сопровождал, она показалась, после нашего затяжного путешествия, «величественной, будто Уайтхолльский дворец». Мистер Лашер живет отшельником, получая молоко, сыр и прочее в обмен на бобровые шкуры, которые добывает охотой. Уединение его, впрочем, не тяготит; мой рассказ о шторме и кораблекрушении (мой юный спутник то и дело вставлял свои замечания) он выслушал спокойно, с серьезной внимательностью. Без сомнения, прежде он страдал каким-то расстройством речи: отвечал он медленно, тщательно выговаривая слова; судя по голосу, обращаясь ко мне, он не поднимал головы.
«Так вот почему я нашел вас у Саконнета, — отозвался он, когда выслушал историю о нашем странствии вглубь континента. — Ваш корабль разбился о скалы у Саконнет-Пойнта. У кого нет сноровки — тем туго там приходится».
Он накормил нас, на манер ранних христиан, печеной рыбой и кукурузными лепешками и усиленно поил немереным количеством молока, которое пришлось довольно кстати. Несносный малый, который мне сопутствует (его имя Гусперо), заглатывал пищу как удав, так что я вынужден был его одернуть. У меня возникло желание получше изучить места, где мы оказались.
«Не могли бы вы, мистер Лашер, рассказать нам подробнее о здешней административной системе?»
«То есть?»
«Кто здесь правит?»
Запинаясь, с трудом подбирая слова, он просветил меня насчет принадлежности и размеров территории, на которую я ступил. Мы находились в землях вампаноагов (в этих варварских, языческих краях, мистер Поул, сами слова, кажется, сродни демонам), сейчем, то есть вождь коих, Вамсутта, весьма некстати переименован англичанами в «Александра»; нынешнее его местопребывание — Вачусет или Маунт-Хоуп (более пристойное имя, данное нашими поселенцами). Окрестности заняты другими племенами, названия которых звучат столь же нечестиво. На юго-востоке обитают поканокеты, за ними наузеты; к западу от нас — наррагансетты, за ними дикие пекоты, но их, по милости Божией, едва ли не под корень братия извела лет десять назад. Вся наша земля известна как Нью-Плимут; имя дано ей по удивительной колонии, основанной, волей Божественного Провидения, в месте, которое индейцы называют Покассет или Патуксет.
Я просил мистера Лашера не злоупотреблять дикарскими и языческими наименованиями. Аггавам, Нанепашемет, Чобокко, Наумкеаг — звучат для меня более враждебно, чем Геенна, Валломброза, Тофет или Гошен, где обосновались некогда, согласно Писанию, злые духи. Взбалмошный и суеверный Гусперо пришел, однако, в подлинный восторг и захлопал в ладоши, когда узнал, что река к западу отсюда, недавно названная Темзой, в прежние времена именовалась Пекот. Когда мистер Лашер оповестил нас, что англичанам дали здесь кличку «ванукс», малый принялся возбужденно расхаживать по хижине, выкрикивая нараспев: «Я — ванукс!»
«Будьте снисходительны к юноше, мистер Лашер, — заметил я. — Боюсь, наши испытания всерьез повлияли на его рассудок».
«О, что вы, сэр! Юноша, быть может, проветрит нам мозги. Весельчаков среди нас не водится».
Так полагал одинокий охотник, добровольно удалившийся от общества избранных. Однако когда два дня спустя меня ввели в дом собраний, я не ощутил там ни малейших признаков уныния: напротив, братия приветствовала меня дружными восклицаниями «Хвала небу!» и «Слава Всевышнему!» Разумеется, я не носил больше омерзительного наряда, в который по неразумию облачил меня мой прислужник: теперь на мне был простой красновато-коричневый плащ с белой лентой вокруг шеи. Одеяние выглядело вполне достойным и приличествующим случаю: безутешно-покаянный вид был бы вряд ли уместен. Ради столь торжественного события я запасся также деревянным посохом — и медленно прошествовал по главному проходу, опираясь рукой на плечо Гусперо. Я надеялся обойтись без помощи этого ветрогона, но опасался споткнуться о сколоченные наспех половицы. «Это он, — пронесся шепот. — Он вступает сюда словно пророк».
О подобном сходстве я не помышлял — и, прежде чем обратиться к собравшимся, смиренно склонил голову. «Ваше присутствие, друзья, вливает в меня жизненные силы. Я предстаю перед вами, терзаемый долгими нескончаемыми муками, однако нельзя подвергать сомнению небесный промысел. Я заподозрил в себе перемену — вплоть до духовного падения, когда оказался выброшенным на побережье страны, столь непохожей на ту, откуда прибыл. Но не все было у меня отнято. Выказать слабость, добрые братья, и означает впасть в несчастье. Меня поддержала моя неколебимая воля. И вам ли не знать, что сила моя в другом предназначении? Да — в другом».
На мои слова откликнулись уверенными возгласами: «Именно!» и «Да-да, в другом!».
«Уповая на Господа, призвавшего меня в эти края, оставив друзей и родную землю далеко позади, я по доброй воле пробирался через зыбкие болота и топи, через пустыни и трясины… — Я выдержал паузу: мертвая тишина свидетельствовала о жадном внимании слушателей. — Одиноко ступая по определенному мне пути, преодолев неизмеримую океанскую пустыню, я достиг предписанной цели. И теперь передо мной развернулась благодатная даль. Мне видятся изобильные поля, тенистые рощи и долины в цвету».
Мой малый загодя шепнул мне, что братья «бледны как смерть» и, по его низменному сравнению, «выглядят бессильными, точно горлышко бутылки воскресным утром». Horribile dictu!И однако, дражайший Поул, какой восторг заиграл в их жилах, когда после моей речи раздались громкие выкрики «Аллилуйя!» и «Хвала Всевышнему!».
Один из собравшихся выступил вперед. (Полагаю, вам покажутся небезынтересными бесхитростные слова братьев — эти незамысловатые фрагменты той новой истории, которая вдохновит соотчичей, пребывающих на покинутой нами милой сердцу древней родине. Распространи нашу историю, Реджиналд, по всей Англии. Раскидай ее в нашу почву, подобно семенам, нимало не медля). «Морерод Джервис», — представился мне один из набожных братьев. — Простите, ваше имя?» — «Морерод, сэр. Пересекая океан, я родился заново. Явился в мир через пупок Христа». — «Дивная удача». — «А теперь по общему согласию меня побудили обратиться к вам с просьбой». — «Забудьте о просьбах, мистер Морерод: ведь кто я здесь? — всего лишь бедная странствующая душа». — Джервис, сэр. Мистер Джервис. Могу ли я затронуть неотложный вопрос? Касающийся нас всех?» — Разумеется». — «Мне стало ведомо, что для поселения этот участок непригоден». — «Но ведь здесь, собственно, никакого поселения и нет». — «Верно, сэр. Я хочу сказать, что мы всегда намеревались построить наш благочестивый город в другом месте. Здешний воздух слишком насыщен зловредными испарениями». — «Они несут заразу?» — «По - моему, воняет тут как на Тотхилл-Филдз», — заметил стоявший рядом со мной малец. Я не преминул стиснуть его плечо так, что он застонал.
«Простите моего слугу. У него тяга к низким уподоблениям».
«Здешний воздух, сэр, слишком влажен, — продолжал мистер Джервис прежним елейным тоном. — Поначалу мы думали обосноваться у обширного озера, которое, по уверениям наших братьев-предшественников, чище священного озера Генисарет в Палестине». — «Озеро Генисарет было таким прозрачным, что казалось повторением небесного свода!» — «Но потом выяснилось, что до упомянутого мной озера три сотни миль». «Немалое расстояние и для паломника». — «Однако недавно мы наткнулись на плодородное угодье возле этой реки, которое надеемся заполучить себе во владение». — «Это vacuum domiciliuml»— «Как, сэр?» — «Оно не заселено? Имеет ли кто-то на него право собственности?»