Милые чудовища
Шрифт:
— Додо! — кричит Ли. У нее странные ощущения в груди. Холодеют руки. Раз или два в году с ней такой бывает, и надо принять таблетку. Когда она слишком волнуется. Прописанное лекарство у нее в сумке, а сумка у Додо на кухне.
Она слышит, как Додо говорит:
— Кыш! Убирайтесь! — Потом раздается такой звук, будто на землю что-то упало, и Ли догадывается, что это Додо швыряется камнями. Слышно звериное рычание и ругательства Додо.
— Отойди от двери, Ли, иначе я не смогу выстрелить. И коз от двери уведи.
— Я не могу! — отвечает Ли. — Они за мной не пойдут. — К этому времени все
— Это не койот, — говорит Додо. — Волк. Сейчас он между мной и хлевом. И поблизости еще один. Пытается подобраться ко мне.
— Что мне делать? — спрашивает Ли. Бад и Морин вопят что-то насчет того, чтобы выйти из туалета.
— Всем оставаться на своих местах! — громко командует Додо.
Существо, которое скреблось в стенку хлева, теперь не только скребется, но еще и копает, роет лаз. Ли слышит его возбужденное дыхание. Снаружи что-то происходит. Додо нажимает на спусковой крючок, и внутри хлева четыре падающих в обморок козы из Теннесси дружно заваливаются набок. Жалко, тут нету Бад, она так хотела это увидеть. Раздается рычание и хриплый, тоскующий, яростный вой.
— Мне не нравится этот момент, — говорит девочка с кровати. Ее сестра, сидящая на стуле у окна, перестает читать и откладывает книгу.
Обозначим девочку на кровати буквой Л. А другая пусть будет К. Они сестры и одновременно лучшие подруги, возможно из-за того, что у них не слишком много шансов познакомиться с другими девочками их возраста.
Здесь почти нечего делать, кроме как гулять в лесу, а потом читать друг другу в промежутке между сумерками и той минутой, когда взойдет луна. Каждый месяц они заказывают в Интернет-магазине посылку с книгами. Книги они отбирают подолгу. Эту книжку они выбрали из-за обложки.
Но судить о книге по обложке глупо. Есть у этой истории счастливый конец или нет, разумеется, зависит от того, кто ее читает. От того, волк вы или девочка. Девочка или чудовище, или и то и другое. История заканчивается хорошо не для всех. Не у всех читателей одинаковое мнение насчет концовки. И если вы вернетесь в начало и прочитаете все заново, то можете обнаружить, что в прошлый раз вы читали совсем другую историю. Истории могут изменять свой облик. Историям это так же свойственно, как и девушкам. Или оборотням.
Сестры ждут, когда покажется луна. Это вовсе не то же самое, что ждать захода солнца. Совсем не то.
— Ты как будто не знаешь, чем все кончится, — говорит К. сестре. Они читают эту историю уже в третий раз. К. зевает так широко, что кажется, рот вот-вот порвется. В конце зевка между зубами показывается кончик длинного языка. — Если тебе не по вкусу концовка, зачем ты все время просишь меня почитать эту историю?
— Я не про концовку, — объясняет Л. — Я про тот момент, когда непонятно, кого подстрелила Додо. Концовка-то мне нравится. Не люблю только этот кусок.
— Все равно мы сегодня не успеваем закончить, — говорит К.
— Если бы концовку придумывала бы я, они бы все остались подругами, — мечтательно произносит Л. — Зигани, Парси, Ли и все остальные. Они бы просто никуда бы не поехали после обеда, Зигани и Парси попали бы домой в срок. У них осталась бы еще куча времени на ужин, и к восходу луны все уже было бы готово. Вот такая история была бы куда как лучше.
— Да разве это история? И почему тебя так заботит судьба Ли? — интересуется К. Сама К. на стороне Зигани, потому что она тоже старшая сестра. — Я думала, тебя больше волнует, не подстрелили ли Парси, хотя я совершенно не понимаю, чего тут беспокоиться. Даже когда мы читали в первый раз. Это всего лишь дробь. У Додо ведь нет ни ракетной установки, ни секиры, ни серебряных пуль. Так что нечего дергаться. Единственный правильный поступок Додо, это когда она говорит Ли, что настоящие чудовища — это сама Ли и ее подруги. Так и есть! Они ничем не лучше Зигани и Парси
Л. думает над словами сестры. Она чешет руку, с силой и без всякого удовольствия, как будто у нее зудит где-то под кожей, и с этим нельзя ничего поделать.
— Но мне нравится Ли! И Бад вроде тоже нравится. Хотя они и совершенно безответственные. Пусть даже они загубили Зигани.
К. встает со стула и тянется к открытому окну, как будто ей достаточно протянуть руку, и она дотронется до луны. Л. смотрит и чувствует, что и в ней самой начинают происходить перемены. Это и агония, и облегчение, все сразу, зуд становится таким невыносимым, как будто тебе предстоит скинуть с себя всю плоть. Однажды они записали весь процесс на видеокамеру, но мама нашла пленку, и у девочек были крупные неприятности.
— Вот кого я действительно ненавижу, — пыхтит К., — так это чертовых коз. Козы злые. — Однажды ее лягнула коза.
При мысли о козах у Л. начинает рефлекторно вырабатываться слюна. Она облизывает щеки. Натыкается на усы. Как неудобно. Что подумает Ли? Но, конечно, тут нет никакой Ли. Никакой глупой девицы по имени Ли. И девицы по имени Клементина. Никаких плохих концовок. Ни для кого. Еще не пора.
Только что в комнате сидели две девочки. Они читали книгу. Теперь здесь две волчицы. Окно открыто, и в нем видна луна. Обернемся: теперь комната пуста. А концовка истории пусть подождет.
Игра в Золушку
Когда-нибудь у Питера тоже появится свое тайное убежище, такое, как комната отчима на отремонтированном чердаке, входить в которую Питеру запрещено: кожаные диваны, стереосистема с колонками в виде школьных шкафчиков для одежды, телевизор с плоским экраном и столько ужастиков, что можно каждый вечер смотреть новый — и хватит на целый год. Фильм, выбранный Питером, оказался на иностранном языке, но все равно страшный, к тому же еще и про оборотней.
— Ты что делаешь? — раздался чей-то голос. Питер от неожиданности рассыпал попкорн по всему дивану.
В дверях, ведущих вниз, на второй этаж, стояла его сводная сестра Дарси. У нее были черные волнистые спутанные волосы и, как обычно, она была выряжена в одно из имевшихся у нее в огромном количестве принцессинских платьев. Когда-то оно было розовым и блестящим, а теперь выглядело как праздничный наряд для зомби.
— А ты что тут делаешь? — парировал Питер. Складывая попкорн обратно в миску, он, замирая от ужаса, обнаружил оставшиеся на кожаной обивке жирные пятна. — Иди отсюда. Почему ты не спишь?