Милые кости
Шрифт:
Если ребята вдруг начинали слишком пристально разглядывать обычные хозяйственные предметы, можно было с уверенностью сказать: они размышляют над усовершенствованием мышеловки.
— Симпатичные, — сказала Линдси в один из последних дней.
Накануне, заготовив ниточки с приманкой, она весь вечер ловила полевых мышей и отправляла их в пустующий кроличий садок. Сэмюел внимательно наблюдал за мышами.
— Я бы пошел в ветеринары, — сказал он, — только неохота препарировать живых тварей.
— Разве нам обязательно их губить? — спросила Линдси. — Мы ведь изобретаем мышеловку,
— Арти сделает им гробики из бальзового дерева, — засмеялся Сэмюел.
— Фу, гадость.
— Да, он такой!
— Вроде бы, он когда-то бегал за Сюзи, — сказала Линдси.
— Знаю.
— Он, случайно, не болтает лишнего? — Вооружившись длинным тонким прутиком, Линдси пошуровала в клетке.
— Если честно, он спрашивал о тебе, — ответил Сэмюел.
— И что ты ему сказал?
— Что у тебя все нормально.
Мыши, пытаясь спастись от прутика, забились в угол и карабкались друг на друга в тщетной надежде выбраться на свободу.
— Давай сделаем капкан с махоньким диванчиком из лилового бархата: когда они заберутся на сиденье, дверца захлопнется, а сверху посыплются кусочки сыра. Можем назвать это Царством диких грызунов.
Сэмюел, в отличие от взрослых, никогда не отметал идеи моей сестры. Он дотошно расспросил, какой именно тип обивки понадобится для будущего мышиного диванчика.
К тому времени я все реже поднималась на башню, потому что и без того могла видеть Землю, гуляя по небесным лугам.
С наступлением ночи метательницы копья и толкательницы ядра отправлялись в другие небесные сферы. Мне, девчонке, путь туда был заказан. А что там могло быть такого страшного? Страшнее, чем неизбывное одиночество среди живущих и взрослеющих ровесников? Или, наоборот, там сбывались мечты? Этакий мир Нормана Рокуэлла? [7] Неизменная индейка в честь приезда родни. Кривая усмешка и хищный прищур дядьки с ножом.
7
Норман Рокуэлл (1894–1978) — американский художник, сентиментальный традиционалист, чьи картины часто украшали обложки журналов.
Если мне случалось забрести слишком далеко и заговорить в полный голос, поля резко меняли свой вид. Перед глазами возникала кормовая кукуруза, а в ушах звучал бессловесный гул — протяжный и заунывный. Это было предостережением: отойди от края. В голове у меня начинало пульсировать, небо темнело, и снова возвращалась та самая ночь, вечное вчера. Моя душа сжималась в комок, наливалась тяжестью. Не раз я приближалась к своей разверстой могиле, но никогда не заглядывала внутрь.
На самом деле, я стала всерьез задумываться, что означает слово небеса. Рассуждала я так: если это и есть небеса, истинные небеса, значит, тут должны обитать мои бабушки и дедушки. Папин папа, мой самый любимый из всех, поднимет меня над полом, и мы с с ним будем танцевать. Мне положены только радости и никаких страданий — ни кукурузного поля, ни могилы.
— Дело твое, — сказала мне Фрэнни. — Многие выбирают такой вариант.
— А
— Это не так-то просто, — ответила Фрэнни. — Надо отказаться от поиска ответов.
— Каких ответов?
— Перестань допытываться, почему убили именно тебя, а не кого-то другого; прекрати смотреть, чем заполняется пустота, возникшая после твоей гибели; заглуши интерес к чувствам живых, — пояснила она, — и станешь свободной. Короче, отвернись от Земли.
Это уж слишком, подумала я.
Ночью Рут прокралась в другой корпус, где находилась спальня Линдси.
— Я ее во сне видела, — прошептала она моей сестре.
Линдси сонно заморгала:
— Кого — Сюзи?
— Прости, я в столовой ляпнула, не подумав, — сказала Рут.
На трехъярусной алюминиевой кровати Линдси занимала нижнее место. Соседка сверху заворочалась.
— Можно к тебе? — спросила Рут.
Линдси кивнула.
Рут заползла в узкую койку и устроилась рядом с моей сестрой.
— Ну, что ты видела во сне? — шепотом спросила Линдси.
Рут начала рассказывать; в темноте Линдси смутно различала ее профиль.
— Я лежала в земле, — говорила Рут, — а Сюзи ходила надо мной по кукурузному полю. Прямо у меня над головой. Я звала ее, но в рот забивалась грязь. Как я ни кричала, она меня так и не услышала. А потом я проснулась.
— Мне она ни разу не приснилась, — прошептала Линдси. — Я во сне вижу только крыс: они мне обгрызают волосы.
Рут блаженствовала от ощущения тепла и покоя, исходившего от моей сестры.
— Ты любишь Сэмюела?
— Да.
— А по Сюзи скучаешь?
Поскольку в спальне было темно, а Рут смотрела в потолок и вообще была малознакомой девчонкой, Линдси ответила как есть:
— Не передать словами.
Директора средней школы «Девон» срочно вызвали из лагеря по семейным обстоятельствам, поэтому организацию конкурса доверили недавно утвержденному завучу школы «Честер Спрингс». Эта дамочка решила предложить нечто более творческое, чем изобретение мышеловки.
«БЫВАЕТ ЛИ ПРЕСТУПЛЕНИЕ БЕЗ НАКАЗАНИЯ? КАК СОВЕРШИТЬ ИДЕАЛЬНОЕ УБИЙСТВО?» — спрашивалось в ее наспех состряпанной листовке.
Ребята пришли в восторг. Музыканты и поэты, историки и художники с пылом обсуждали, с чего начать, и фонтанировали идеями. За завтраком, уплетая яичницу с беконом, они вспоминали великие нераскрытые убийства прошлого и оценивали подручные средства. Дело уже дошло до выбора мишени убийства. Общее веселье продолжалось ровно до четверти восьмого, пока в столовую не вошла моя сестра. Арти увидел, как Линдси встала в очередь. Она не совсем проснулась, но на свежем воздухе уже начала приходить в себя и решила, что пропустила появление конкурса на лучшую мышеловку. Он заметил, что ближайшая листовка приклеена к стене над стойкой с вилками и ложками. До его слуха доносился чей-то рассказ о Джеке Потрошителе. Арти поднялся из-за стола, чтобы вернуть на место поднос. Приблизившись к моей сестре, он кашлянул. Вся моя надежда была на этого вертлявого чудика. «Отвлеки ее», — заклинала я. И моя мольба долетела до земли.